Некрономикон. Аль-Азиф, или Шепот ночных демонов
Шрифт:
Тем временем наша военная жизнь постепенно становилась все скучнее. Тренировки стали привычными и надоели, необходимые знания были повторены уже много раз, все истории из жизни рассказаны всем окружающим. Все с нетерпением ждали начала каких-нибудь военных действий, хотя думали о них всегда с содроганием, понимая, что они могут принести гибель. Военачальники начали уже подумывать об использовании новобранцев в качестве рабочей силы на строительстве и благоустройстве города. Как вдруг из Мекки пришел приказ о выступлении полка новобранцев для соединения с войском в две тысячи воинов, выступающих под началом самого халифа Аль-Малика, который решил лично отведать ратной славы умиротворением не в меру разгулявшихся кочевников в пустынных районах центральной части страны. Так что на следующий день, наскоро собравшись и едва успев проститься с родными, мы покинули Сану.
Оживление такими переменами после двух месяцев однообразной жизни в лагере, предвкушение подвигов в битвах и, может быть, какой-никакой добычи и, конечно, жажда увидеть что-то новое придавали
Через три недели пути мы встретились наконец с основным войском. Халиф Аль-Малик приехал лично поприветствовать, а скорее – оценить нас как бойцов. Он, облаченный в пышные одежды, восседал на великолепном скакуне, окруженный десятком телохранителей. По его виду, а также по его лагерю, который мы видели с почтительного расстояния, можно было подумать, что он выехал на прогулку или на охоту. Очевидно, этот поход он именно так и задумывал, будучи вдохновлен недавними успехами своей армии, низвергшей Абдула ибн Аз-Зубейра и открывшей ему путь в Мекку. Он стремился как можно скорее осуществить переполнявшие его голову грандиозные планы, и рядом с ними эта маленькая задача вовсе не выглядела в его глазах серьезно. Ее решением он занялся лишь потому, что его убедили в необходимости такового. Обладающий большим богатством, окруженный преданными людьми и располагающий могучей армией, он считал себя всесильным, способным преодолеть любые трудности, решить любые задачи, не оглядываясь на мелочи и не считая нужным соблюдать какую-либо осторожность. В его в чем-то юношеском еще уме совсем не укладывалось, что в делах на общее благо, да еще когда все продумано и предусмотрено, могут возникнуть сколь-нибудь серьезные, а тем более – опасные, неожиданности. Однако вскоре произошло событие, которое значительно охладило его пыл. И благодаря ему в дальнейшем он стал действительно достойным повелителем, решительным, но осмотрительным, что позволило ему совершить немало славных и важных дел на благо государства. Для меня же оно также имело большое значение, так как приблизило меня к нему и через длинную череду других событий определило весь мой путь, конца которого я теперь даже не берусь предугадать.
Итак, наш полк, насчитывавший три с лишним сотни молодых, неопытных воинов, разделили на несколько частей, определив для каждой позицию в стороне от основных сил, к которым постоянно подходили все новые отряды из других городов. Сотню, в которой остался я со своим десятком, поставили в трех километрах юго-западнее войска халифа. Другие же группы воинов, численность которых возрастала с удалением от центра, расставили особым порядком, так что получилось что-то вроде сети, охватывающей довольно большое пространство. Район, в котором все мы находились, в последнее время дурно славился лихими проделками «псов пустыни» – небольших отрядов пустынных кочевников из разных племен, не желающих признавать власть повелителя и промышляющих разбоем среди мелких поселений и на караванных путях. По замыслу военачальников это огромное «сооружение», медленно двигаясь с соблюдением установленного порядка, должно было прочесать неспокойный район и выловить возмутителей спокойствия. Расстояние между отрядами было достаточно большим для широкого охвата территории, но в то же время достаточным для устойчивой связи между ними. По тому же замыслу, если бы один из отрядов обнаружил или подвергся нападению «псов», ближайшие, получив условный сигнал, могли без промедления прийти на помощь. Однако того, что произошло в одну из ночей, не мог предвидеть никто.
В эту ночь я стоял в дальнем дозоре на расстоянии полета стрелы от лагеря, устроившись в небольшом углублении на гребне дюны. Такое положение делало меня незаметным по крайней мере с двух сторон, что имело большое значение: уже не один дозорный был сражен стрелой, стоя открыто. Обзор же с моего места был прекрасным во все стороны. К тому же яркая луна очень хорошо освещала все вокруг. Спать не хотелось совсем: мысль о том, что враг может напасть в любой момент, прекрасно разгоняла дремоту и обостряла чувства. Кроме меня в дальнем дозоре стояли еще пять человек, образуя вокруг лагеря шестиугольник. А возле самого лагеря так же по кругу располагался еще ближний дозор, готовый принять и передать тревогу.
Я время от времени оглядывал окружающую местность, внимательно вслушиваясь в ночные звуки, и вдруг услышал далекий топот копыт. Песок сильно глушил его, но за время похода мой слух обострился и научился различать звуки, измененные песком. Топот приближался, и я понял, что всадник движется прямо на меня. То, что всадник был один, я определил сразу. Однако через некоторое время я вновь услышал топот уже целой группы лошадей, приближавшихся ко мне с другого направления, как бы наперерез первому. Я увидел их почти одновременно. Первый всадник приближался, как я правильно угадал, с востока. Он скакал во весь опор, и я с изумлением узнал в нем самого халифа Аль-Малика. С севера же стремительно приближались шесть человек в незнакомой одежде. Но в следующее мгновение я понял, кто они: их облик был очень похож на неоднократно повторяемый в рассказах бывалых воинов облик «псов пустыни». Я понял, что они выслеживали халифа, который необъяснимым образом оказался один среди пустыни и теперь представлял для них легкую добычу. К тому же что-то подсказывало мне, что эти шестеро – лишь часть отряда, и что вот-вот появятся остальные.
Времени на раздумья не было: преследователи были уже совсем близко. Я вскочил и, громко призывая на помощь, бросился навстречу всадникам. Как раз в этот миг халиф проскакал мимо меня, я же повернулся к преследователям. Первый немного обогнал остальных, и я очутился с ним лицом к лицу. В руке его я увидел сложенную кольцами веревку, которую он готовился метнуть. Но я опередил его: привычно размахнувшись, я метнул в него копье. Он качнулся в сторону, но уклониться не успел: копье ударило его в плечо. От всего этого он потерял равновесие и, соскользнув с седла, упал на песок. Лошадь же его, резко остановившись, затопталась на месте и дважды наступила на него. Подоспевшие тем временем его спутники от неожиданности осадили коней, что дало возможность халифу развернуться и встретить врага обнаженным мечом. Двое всадников проскочили мимо меня, третий же обрушил на меня огромный и, очевидно, очень тяжелый меч. Но я неожиданно для него резко и низко присел, и меч, просвистев надо мной, с силой ударил в песок. Всадник же, не успев ничего поделать, увлекаемый своим мечом вниз, приник к холке коня, оказавшись на моей высоте. Воспользовавшись этим, я схватил его за одежду и, притягивая к себе, нанес ему колющий удар кинжалом в грудь, стараясь попасть в сердце. Похоже, это мне удалось, ибо противник тут же обмяк и повис в седле, уже не пытаясь распрямиться. Второй всадник, следовавший прямо за ним, схватил его сзади за ворот и потянул на себя, пытаясь помочь. Но тот лишь беспомощно откинулся назад. Поняв свою ошибку, разбойник схватился за торчащий у него за поясом топор, но время было упущено. Я, схватив его коня за гриву, подпрыгнул и что было силы полоснул кинжалом по его шее. Хлынувшая потоком кровь обильно окропила мой халат, хотя я сразу отскочил, едва устояв на ногах, увлекаемый движением скачущей лошади.
Тем временем халиф, мастерски гарцуя на своем великолепном коне, ловко отбивался саблей от наседавших на него с двух сторон врагов, превосходящих его ростом и силой. Видя, что шестой всадник после гибели подряд троих своих товарищей остановился в нерешительности, я подхватил свое копье и метнул его в одного из противников халифа. Оно попало в бедро лошади, которая тут же, осев, повалилась на бок, придавив собой ногу всадника. В тот же момент халиф, воспользовавшись замешательством, достал саблей второго и двумя взмахами расправился с ним, после чего снес голову придавленному лошадью.
Я облегченно перевел дух, но тут вновь послышался топот коней, и с севера показались всадники, по виду похожие на тех, с которыми мы только что разделались, числом не меньше полутора десятков. Дело вновь принимало серьезный, скорее даже – безнадежный, оборот. Я схватил топор убитого мною разбойника, но не смог поймать ни одной из лошадей. Полезным сейчас мог бы оказаться лук, но меня не обучили стрельбе из него, так же, в общем, как и владению топором. Однако я сжал его в руках, полный предсмертной решимости. Халиф подъехал вплотную ко мне, держа в каждой руке по сабле.
– Как твое имя? – спросил он.
– Абдул аль-Хазред, о великий, – ответил я.
– Держись, Абдул аль-Хазред! – решительно сказал он.
Но вдруг из-за ближайшей дюны раздались воинственные крики, и на ее гребне показались десятка два пеших воинов. Это спешила на мой зов подвижная группа моей сотни. Бойцы что было сил бежали наперерез врагу, на ходу раскручивая пращи. Всадники вмиг были осыпаны камнями и копьями. Растерявшись, они осадили коней и не сразу догадались взяться за мечи. Благодаря этому ополченцы успели добежать до них и теперь ловко сновали между ними, уклоняясь от ударов, то и дело пуская в ход свое оружие. Мы с халифом, воодушевившись неожиданной переменой, бросились в схватку. Несмотря на то что несколько моих товарищей все же были сражены, численный перевес был на нашей стороне. Разбойники, поняв это, обратились в бегство. Тем временем из-за восточной дюны, взметая облака пыли, с гиканьем и свистом стремительно вылетел большой конный отряд. По богатым сбруям коней и роскошным доспехам я сразу узнал в воинах телохранителей халифа, во главе же отряда скакал один из его визирей. В воздухе засвистели стрелы. Но оставшиеся в живых «псы пустыни» уже исчезли, словно растворившись во тьме.