Некто или нечто?

Ивин Михаил Ефимович

Шли годы. Новая наука, вирусология, добивалась больших успехов, помогая медицине побеждать болезни. А спор о природе вирусов— о том, кто они или что они, — все не утихал. В 1957 году в Москве собрались на международное совещание ученые, которых занимает одна из самых трудных загадок, стоящих перед современной наукой: как произошла жизнь на Земле? Говорили на этом совещании и о вирусах — все сходятся на том, что если постигнуть природу вируса, то это может пролить свет на происхождение жизни вообще.

Приехал в Москву и Уэндел Стэнли. И тут он сказал нечто прямо противоположное тому, что говорил прежде:

— Я думаю, что вирусы, включая способные к кристаллизации вирусные нуклеопротеиды, являются живыми

агентами. Это должно следовать из их способности к воспроизведению. Сущность жизни — это способность к воспроизведению.

А в своей книжке, посвященной табаку, Стэнли пишет: «…сумеречная зона жизни, на полпути между живым и неживым, и есть зона вируса… Самый мелкий организм и самая большая молекула оказались одним и тем же — вирусом табачной мозаики (ВТМ)».

Видите как: вирус — нечто; вирус — некто; вирус — ни то ни се, нечто и некто в одно и то же время. Три разных мнения. И высказал их в разное время один и тот же ученый. А дело всё в том, что вирусы, хотя и открыты три четверти века назад, все еще новы для науки. Их нельзя мерить обычными мерками, привычные понятия к ним не приложимы. «Существо со свойствами вещества» — сказал о них один ученый. «Вирус — это вирус» — сказал другой. И это не просто словесная игра. Тут подчеркнута неповторимость вируса, то, что он занимает особенное место в природе, его не с чем и не с кем сравнивать. «Если мы будем считать вирус веществом, мы должны очень расширить понятие вещества. Мы должны допустить, что существуют в природе вещества наподобие живых паразитов. Если мы примем, что вирусы — это живые тела, мы должны значительно расширить наши представления о живых телах».

Это говорит известный советский вирусолог В. Л. Рыжков.

Когда-то мир биолога и мир химика были отделены друг от друга. Между живым и неживым пролегала четкая граница. Биолог мало интересовался строением молекул, а химика не очень занимали процессы, происходящие внутри живой клетки. Теперь все словно бы перепуталось. Биологи занялись молекулами, бурно развивается новая наука — молекулярная биология. Во всех этих переменах большую роль играет вирус, который как бы стирает границу между живым и неживым, казавшуюся прежде отчетливой. Биологам приходится пересматривать многие представления о жизни. Если поставить все вирусы в ряд — сначала более сложные, потом менее сложные, потом простые, — то они, вероятно, и заполнят ту пропасть, которая в воображении людей отделяет живую природу от мертвой.

Царство животных… Царство растений… Ныне предлагают основать третье царство, царство Вира, то есть вируса. Проникая в это царство все глубже и глубже, ученые открывают много такого, что вынуждает их менять сложившиеся понятия.

В конце 1965 года в Москве, в Институте вирусологии имени Д. И. Ивановского, ученый совет обсуждал диссертацию молодого врача А. Ф. Быковского. Диссертант негромко и не очень уверенно рассказывал о своих наблюдениях над вирусами. А в зале по рядам ходили два тома снимков, сделанных Быковским при помощи электронного микроскопа.

…Если взять из текста книги прописную букву О (диаметр ее приблизительно два с половиной миллиметра) и увеличить в триста тысяч раз, то мы получим овал диаметром в три четверти километра (750 метров). Вирус же, увеличенный в триста тысяч раз, все еще слишком мал, чтобы можно было различить все подробности его строения. Сколько же терпения понадобилось Быковскому, чтобы сделать сотни снимков, на которых вирус изображен в самых различных положениях, в разные периоды своего развития.

После выступления диссертанта председатель ученого совета дал слово официальным оппонентам. Один из них, известный вирусолог, академик, начал с того, что признал себя неправым:

— Сознаюсь, что в самом начале обсуждаемого сейчас исследования я не без некоторого раздражения

спрашивал научного руководителя Быковского: «Зачем вы все это затеваете? К чему тратить столько усилий на исследование анатомического строения вирусов, их морфологии, в то время когда в наши дни первое место в оценке явлений жизни принадлежит биохимии?» Сегодня мы с вами — свидетели подлинного торжества морфологической науки (морфология — наука о строении и форме организмов. — М. И.). Диссертант, как истый морфолог, хотя его диссертация и содержит более девятисот страниц текста, предпочитает убеждать нас не словами, а изображениями. Причем, вы видите не просто набор фотографий вирусов, приближенных к нам электронным микроскопом. Это серьезная попытка показать развитие вируса во всей его сложной последовательности. И это тоже необычно! Наконец, отметим и то, что с самого начала работы автор исходил из концепции, что вирус — живое существо. А это далеко не всеми разделяется.

После речей оппонентов и выступлений ученых, сидевших в публике, ученый совет единогласно решил: присвоить А. Ф. Быковскому звание доктора медицинских наук. Между тем скромный диссертант представил свою работу на соискание кандидатской степени.

Чем же так потряс Быковский ученый мир?

Мы уже знаем: многие ученые думают, что вирусы неполноценны как организмы, раз они неспособны размножаться, раз клетка собирает вирусные частицы из собственного материала. Некоторые ученые доказывают, будто вирус внутри клетки вообще теряет свою индивидуальность, растворяясь в протоплазме, фактически исчезает. Ну, а те вирусные частицы, что покидают разгромленную клетку? Они созданы внутри клетки заново…

Быковский развивает совсем иные идеи. При помощи электронного микроскопа он запечатлел на фотопленке удивительные вещи, которые до него никто не наблюдал. На его снимках можно проследить четыре основные стадии развития вируса в клетке.

Вирус, говорит Быковский, не теряет своей индивидуальности в чужой протоплазме, а лишь претерпевает ряд превращений.

Вирус не всегда разрушает клетку, как это происходит с бактерией, пораженной фагом. Нередко вирусные частицы покидают клетку, как бы маскируясь, как бы прикидываясь не нужными клетке отработанными продуктами. Пройдя таким образом сквозь клеточную оболочку, вирус устремляется к новой жертве. По дороге он прихватывает молекулы, которые нужны клетке. «Загримированный», он проникает опять-таки через оболочку внутрь клетки под видом питательного материала. Обманутая клетка сама втягивает в свое нутро коварного врага. Клетка не беззащитна. Распознав врага, она стремится его уничтожить. Идет борьба. Быковский на своих снимках первым в науке показал ее следы. Ему удалось заснять уродливых вирусов. Иные из них — гиганты, сравнительно со своими сородичами, конечно; другие срослись попарно, на манер сиамских близнецов; у третьих оказалась неразвитой оболочка. Откуда эти уродства? Вероятнее всего, это следы борьбы, которую клетка вела со вторгшимися в ее владения вирусами. Уроды — побежденные.

Быковский убежден, что вирус — живой организм. Своеобразный, ни на что не похожий, но живой. Его, правда, нельзя отнести ни к растениям, ни к животным. Это — доклеточная молекулярная форма жизни.

Разрешен ли на этом спор о вирусах, длящийся многие десятки лет? Отнюдь нет. Многое, очень многое еще неясно. Возникают новые загадки, нарождаются новые и новые теории, гипотезы.

Постигая сокровенные тайны царства Вира, наука вместе с тем изыскивает способы борьбы с болезнетворными вирусами. Теперь уже доказано, что больше половины заразных болезней человека вызываются вирусами. За три четверти века, прошедшие с того времени, когда Ивановский вел свои наблюдения в Никитском саду, наука открыла три тысячи разновидностей вирусов. И многие из них — возбудители тяжелых недугов.