Шрифт:
Еще в приготовишкины дни моей жизни, возясь с переплетенным в красный коленкор задачником по арифметике, я старался представить себе образ человека, глухо там названного: «Некто». Сотни пронумерованных задач превращались для меня в главы странной повести о жизни и приключениях таинственного «Некто»: «Некто» нанял работников; помножил монеты на аршины, поделил все это на фунты; «Некто» приобрел имение; он же вдруг взял и разделил его меж тремя сыновьями, складывая и вычитая почему-то для этого цифры их лет; «Некто» получил прибыль, и он же раздал нищим восемь монет; построил странный бассейн в две трубы: через
Тянутся долгие зимние вечера. Лампа прикручена. И в вихрастой голове, сонно качающейся над синими клеточками тетради, под слипающимися веками в рамке из черных цифр возникает будто давно-давно знакомый облик: пожилой господин – глаза спрятаны за синими стеклами очков, щетинится седеющая острая бородка.
Из первого во второй предстояла «передержка». До экзамена пять дней. Отыскав в одном из городских парков пустую скамью против журчащего фонтана, я стал отгадывать – и так и этак – искомую цифру работников, нанятых «Некто» для рытья колодца глубиною в две сажени. «Если один раб. вырывает в 1 час 1 ар. земли и если они работали 3 часа, то…» Работников было 2 2/3 человека.
Я глубоко задумался, стараясь представить себе наглядно 2/3 работника. Тетрадь недоуменно глядела на меня своими серыми цифрами сквозь синие клеточки.
Вдруг чья-то тень легла на страницу. Шагов я не слышал.
– Ну что? Не выхожу? – спросил чуть насмешливо чей-то тихий, но четкий голос. Я поднял глаза.
– Вы?
– Я.
Рядом со мною на скамье сидел, заглядывая в синие клетки тетради сквозь синие стекла очков, пожилой господин с острой щетинистой бородкой, одетый в просторную поношенную серую пару. Помедлив секунду, незнакомец, вежливо улыбаясь, протянул сухую, с короткими пальцами руку к цифрам.
– Ну вот, – сказал он, овладевая моим карандашом. И серые цифры покорно и юрко забегали под его нажимом. – Готово.
Задача лежала решенной на моих коленях.
– Надо вам знать, молодой человек, – продолжал мерным голосом господин в серой паре, поправив очки, – что раз я нанимаю рабочих…
Слова стучали мерно и спокойно.
– Ну что, поняли?
Я молчал.
В это время к нашей скамье подошла нищенка с двумя оборвышами: один, еще грудной, слипся губами с ее грязной, выставившейся из тряпья грудью; другой – мальчонка лет четырех-пяти, – уцепившись за юбку, волочил кривые ножки по земле.
– Подайте, Христа ради, что милость…
«Некто» перевел очки с приготовишки на нищенку; хитро улыбнулся; сунул три пальца правой руки в жилетный карман и, распрямив ладонь, разложил на ней пять новеньких медяшек.
– У меня, – начал он все так же тихо и четко, – три монеты копеечного достоинства и два двухкопеечника. Спрашивается, – «Некто» повысил голос и поднял голову, как если б обращался не к нищенке, а к цветущим клумбам и разбегающимся по радиусам дорожкам, – спрашивается: сколько я вам дам копеек, если число их равно количеству единиц в цифре, которая получится от умножения числа ваших детей, сударыня, на количество монет низшего достоинства и в результате деления полученного произведения на цифру монет высшего достоинства?
Водворилось молчание. Женщина стояла, низко опустив голову. Малыш пялил глаза на неподвижно раскрытую ладонь со сверкающими медяками. «Некто», снисходительно улыбаясь, поторопил:
– Ну.
И, опустив еще ниже голову, женщина молча пошла прочь.
Господин в сером, выждав паузу, ссыпал медяшки назад, в карман: улыбка поползала-поползала по лицу и юркнула куда-то внутрь, точно под кожу. Опять молчание; не молчит лишь фонтан.
– Вы думаете, – вздохнул «Некто», скосив на меня глаза, – вы думаете, мне жаль медяшек? Нет-с. Вы полагаете, вероятно, что мне очень прибыльно связываться с этими вот дармоедами-рабочими из задачи № 1136? А почем вы знаете, молодой человек, может быть, и до воды-то они не дорыли, а деньги плочены. Да, может быть, мне и не такая яма нужна, – «Некто» как-то болезненно улыбнулся, – а я вот рою – рою – рою. Пусть берут, мне цифр не жалко, но нужен порядок. Счет нужен. И чтобы «по ответу». А так, «Христа ради», не могу же я, поймите вы…
«Некто» повернулся ко мне лицом и вдруг круто оборвал речь: вероятно, вспомнил, что собеседник его слишком мал и глуп.
– Вот вы мне решите-ка лучше задачку, – заговорил он, меняя тон и мотнув острием бородки в сторону безмятежно урчащего фонтана. – Если, скажем, стенки этого вот водоема да поднять до уровня струи. Если внутрь поместить человека, а трубу, выводящую воду, заколотить, понимаете ли, наглухо заколотить, то, спрашивается, через сколько времени человек утонет? А?
Я беспомощно перебирал синие клетки тетради.
– Боюсь, срежетесь на переэкзаменовке, – строго добавил «Некто». – Вам сколько? Двенадцать? Порядком. По два года на восемь классов – 2 x 8 = 16, a 12 + 16 равно 28. Эге, дела ваши плохи. Ну-ну, бросьте моргать глазами, я пошутил. Пока.
Качнув снисходительно головой, «Некто» медленно поднялся, – и его серая фигура замаячила меж цветущих деревьев парка.
На переэкзаменовке я срезался.
Отошло лет десять. Ночь. Сунув руки в карманы студенческой тужурки, я шел пустынными улицами, вслушиваясь в свои шаги и в свои мысли.
Вдруг у самого уха:
– А-а, сколько лет, сколько зим…
Голос знакомо тихий и знакомо четкий. Я обернулся: в блике фонаря – очки, острая бородка, насмешливый профиль.
– Виноват…
– Забыли?
– Нет, – отвечал я, стараясь быть развязнее, – правда, года четыре как не заглядывал к вам, под красный коленкор, но… помню. Вам что угодно?
– Да-да, – рассеянно, как бы не слыша моих слов, ронял «Некто», – другие задачи… запросы… проблемы… Я понимаю, конечно.
Идя вслед за мной, спутник вышел из полосы света, и лица его уже нельзя было рассмотреть. Мы шагали в молчании.
– Ну, что же вы теперь поделываете? – спросил я резко, стараясь заглушить неприятное чувство.
– Я? По-старому, все по-старому. Делю капиталы, рою колодцы – помните? – бассейны, там, странствую из города А в город Б, из Б в А помаленьку… Ну а вы, конечно, молодой человек, любите, там… первую «единственную», вторую «единственную», третью «единственную»… Которая сейчас? Религиозные увлечения… как это у Мольера? «Верю, что 2 x 2 = 4, а 2 х 4 = 8». Тэк-с.
От тихого и четкого голоса спутника мне стало не по себе. Ускоряя шаги, я бросил через плечо: