Нелегалы. Молодый, Коэны, Блейк и другие

Находясь в Москве, Коэны не скрывали, что участие в деятельности советской разведки являлось для них святой обязанностью, что они продолжают гордиться тем, что сделали для Советского Союза. «Если коммунизм считается религией, – говорили они, – то всю свою последующую жизнь в России мы готовы посвятить этой религии». В первое время они много ездили по стране, плавали по Волге и Енисею, отдыхали на лучших курортах СССР, ходили по московским музеям и выставкам, а потом их стали привлекать к кое-каким мероприятиям по линии МГБ. Иногда с ними даже консультировались, но к настоящей оперативной работе не подпускали. Пока их только проверяли на

предмет того, как они относятся к советской действительности, как оценивают внутреннюю и внешнюю политику СССР. В этих же целях на их квартире поставили даже слуховой контроль. Что поделаешь, агентам-иностранцам по вечной традиции ЧК уготована такая судьба – их держат как бы на привязи и только внешне обращаются как с равными. Коэны чувствовали это и переживали, они представляли свою жизнь в Москве совсем иначе, полагая, что в Советском Союзе после всего того, что сделали для него, они будут равные среди равных. Но не тут-то было! Им все еще не доверяли при всей внешней любезности. Страшный дискомфорт Коэны ощущали и из-за незнания русского языка. Им хотелось жить так, как хотелось, не приспосабливаясь ко всему советскому.

Когда об этом стало известно руководителю нелегальной разведки, то ее начальник Арсений Тишков [1] пригласил непосредственно куратора Коэнов подполковника Корешкова [2] .

– Александр Афанасьевич, – начал нахмуренный, строгий генерал, – прошу доложить, как адаптируются к новым условиям жизни ваши подопечные. Чем они недовольны, к чему стремятся, чем занимают себя и тому подобное.

Спокойный и немногословный Корешков ответил не сразу.

– Коэны – удивительные люди, – начал он после небольшой паузы, – Терпеливые, совестливые, разуверившиеся и в Боге, и в черте. И в то же время глубоко сохранившие веру в добро, в правду и справедливость. Очень скучают по Америке. Она им, зараза, до сих пор во сне снится. Причем они нисколько не скрывают, что любят свою страну. Коэны заявляют, что если бы не воинственные настроения Пентагона и не его пропагандистские страсти о «холодной войне», то руководители наших стран могли бы вполне найти дорогу к миру. А то, что это возможно, США и СССР, говорят они, доказали в годы войны, когда шли вместе против фашизма. Со временем, убеждали меня Коэны, американцы и русские будут наверняка жить вместе в мире и работать рука об руку…

– Ну, хорошо, – прервал Корешкова генерал. Он еще больше нахмурился, когда его подчиненный заговорил чуть ли не о дружбе с Америкой, и глубокая складка надолго залегла на его высоком лбу. – А почему же все-таки Коэны недовольны жизнью в Москве?

– Прежде чем ответить на этот вопрос, товарищ генерал, я хотел бы дать ответ на ранее заданные вами вопросы: что делают и к чему стремятся? Так вот, они страшно недовольны, что теряют зря время в бессмысленной болтовне и ничегонеделании из месяца в месяц. Безделье и бездействие для них – сущее наказание. Моррис, чтобы занять себя, начал писать книгу. А Леонтина, так та вообще не может

найти себе применения. Живем, говорит она, как узники: ни с кем не общаемся, в советских радиопередачах ничего не понимаем, слушаем и понимаем только классическую музыку…

– А книгу-то о чем пишет Моррис, вы хоть знаете?

– Да. Он хочет показать в ней на примере Америки, как некоторые люди теряют равновесие при резких поворотах истории: отказываются от своих взглядов и, скатываясь в лагерь реакции, становятся затем ренегатами и предателями интересов рабочего класса. Другие, наоборот, несмотря на крутизну таких поворотов, сплачиваются с товарищами по убеждению еще крепче и тому подобное…

– И все-таки на основной вопрос я так и не получил от вас ответа, Александр Афанасьевич.

– Извините, товарищ генерал, но я не понял вашего вопроса. Повторите его, если можно.

– Повторяю в третий раз: к чему они стремятся? Есть ли у них, например, какие-то планы на будущее? Кто знает, может, они намереваются уже возвратиться в Америку. Можете вы что-то об этом сказать?

– Конечно, могу! – воскликнул Корешков. – О своих дальних планах на будущее они мне, конечно, не говорят, а вот о желании и дальше работать в разведке все уши прожужжали. И я их прекрасно понимаю: без продолжения сотрудничества с нами Коэны не мыслят своей дальнейшей жизни. Участие в работе советской разведки, как заявлял мне не раз Моррис, они считают своей прямой обязанностью.

– Это хорошо, что они так считают. Но если раньше их служение Лубянке было добровольным делом, то теперь оно станет, действительно, их обязанностью. От этого и жизнь их станет значительно труднее. Они понимают это?

– Думаю, что понимают, – коротко ответил Корешков.

Генерал Тишков сделал паузу, потом твердо произнес:

– Я считаю, что Коэны с их огромным профессиональным опытом, подходящим еще возрастом и крепким здоровьем вполне могут принести пользу нашей разведке и стране. Я поручаю вам выяснить отношение Коэнов к возможному направлению их за кордон на нелегальную работу. Если согласятся, то пусть предложат свои варианты вывода их за границу. Потом мы посмотрим, соглашаться или не соглашаться с их предложением. А пока я хочу, чтобы вы постоянно были с ними. Гуляйте вместе, ходите в кино. Если надо, пейте и ешьте с ними. Но они не должны оставаться одни…

Когда Корешков рассказал Коэнам о состоявшемся разговоре с руководителем нелегальной разведки, то Моррис осторожно заметил:

– Кажется, мы впервые за полгода почувствовали к себе деловой интерес. Или я ошибаюсь, мистер Денис?

– Совершенно верно. Если вы готовы поработать так же продуктивно, как раньше, в интересах нашей страны, то у нас есть для вас хорошее предложение…

– Какое именно? – подхватила Леонтина.

– Очень интересное. Перебраться за «железный занавес».

– О! Хорошо бы в Латинскую Америку. Поближе к Нью-Йорку, – пошутил Моррис.

– Нет, это исключается. Скорее всего, речь может идти об африканской стране.

– Все равно, мы согласны.

– Но тогда вам придется полностью поменять свои имена и фамилии и жить по фиктивным документам.

– Мы готовы на все. Если нужно, то готовы даже сделать пластическую операцию на лице, лишь бы поскорее приступить к делу, – поспешила заверить его Леонтина.

– А почему вы так легко идете на все это?

– Наверное, потому, что разведка для нас – это как героин для наркоманов. Мы теперь не мыслим без нее своей жизни, в ней мы познавали истинное воодушевление и великую преданность идее. Разведка для нас – это и путь к великому, и торжество великих свершений. В конце концов, это всегда выход на большую самостоятельную дорогу, а не такое вот, как у нас сейчас, будничное существование.

Леонтина произнесла это безо всякой патетики, но в ее словах была спокойная сила духа, и питали эту силу ее личные убеждения и верность избранному в жизни пути…