Нелегкая поступь прогресса
Шрифт:
— Разве ты не будешь соблюдать инкогнито?
— Во время путешествия нет, не стану. Просто потому что, к сожалению, обладаю некоторой известностью. А буду стараться скрыть имя и лицо — обязательно узнают, или заподозрят, и организуют круглосуточное наблюдение. Англичане в части слежки очень и очень сильны.
— Понимаю. — задумался, и очень быстро смягчился Павел — Может быть тебе будет нужна помощь русского посланника в Лондоне?
— Нужна, но исключительно по официальным каналам. Пусть они договорятся о посещении сталелитейных заводов, и в особенности исследовательских лабораторий. Мне очень нужен весомый повод не пускать полупиндосов в наши лаборатории.
— Надеешься на отказ в посещении лабораторий?
— Полностью уверен в их отказе. Следовательно, у нас появляется полное право на ответные действия. Ещё одной, явной, целью поездки будет организация продаж автомобилей представительского
И мы с Карлом занялись обработкой нашего подопечного. Обязанности мы распределили так: я заводил беседу, предлагал напитки, чаще это был чай, а к чаю нам подавали пресловутые печеньки. Во время чаепития я подводил разговор к тяжкому оскорблению, которое нанес английский король своему верному вассалу. Об оскорблении я говорю совершенно серьёзно: герцог воистину верно служил своему сюзерену на всех постах государственной иерархии, куда поднимала его судьба. Он последовательно отстаивал интересы своей державы, не чураясь никаких поручений. И назначение на пост посла воспринял не как понижение, а как повод отличиться, ну и как возможность ещё больше поднять престиж своей страны.
А чем заплатил ему неблагодарный король? Король пошел на поводу негодяя Монтгомери, и, отрекся от самого верного из своих вассалов. А ведь мог (и был обязан!) объявить произошедший арест во время попытки дворцового переворота недоразумением, да в конце-концов кратковременным умственным помешательством, и под этим предлогом вывезти несчастного герцога Мальборо в старую добрую Англию. Но нет, король Георг отрёкся от герцога, обвинил его в превышении полномочий, авантюризме и преступном своеволии. Более того: он обвинил герцога Мальборо в государственной измене, выразившейся в провоцировании войны между Россией и Великобританией. Невероятное вероломство! Разве не по прямому, хотя и тайному, отданному во время приватной беседе, приказу, действовал герцог? Король Георг прямо указал, что императора Павла следует уничтожить со всей его семьёй, невзирая на пол и возраст этих людей.
На защиту герцога должны были выступить и члены палаты лордов, по меньшей мере, потребовав проведения независимого расследования, а уж как можно затянуть любое расследование, известно любому человеку, хотя бы шапочно знакомому с работой подобных комиссий. Хорошо подобранная комиссия, из достаточно ловких людей легко очистила бы имя герцога Мальборо, а при желании сделала бы его невинной жертвой злобных русских.
Но члены палаты лордов, да и всё благородное сообщество Великобритании не ударило пальцем о палец, чтобы помочь своему собрату, выдающемуся благородством, знатностью, потомственными и личными заслугами среди прочих дворян и аристократов.
Карл во время наших бесед сидел тихо, да герцог Мальборо его практически не замечал, только раз, в самом начале, когда я представлял ему Карла, окинул его презрительным взглядом.
Да уж, спесив полупиндос безмерно. Между тем мой друг шаг за шагом проводил свою работу гипнотерапевта, помогая мне внедрить в сознание нашего подопечного новые чаяния и стремления. Герцог же, воспылал неукротимой жаждой мщения, и повод для неё был, как мы видим, более чем основательный.
А потом, после почти месячного пребывания на конспиративной квартире, герцог Мальборо сбежал. Слуга герцога купил и принёс верёвочную лестницу, которую буквально у крыльца продавал чисто выбритый пьяный матрос атлетического телосложения, в новенькой морской форме. Матрос также любезно помог слуге донести лестницу до квартиры и укрепить у окна. По рассеянности матрос забыл взять деньги за лестницу и услугу, но слуга, обрадованный нежданным приработком, не стал напоминать глупому русскому о его промашке. Ночью герцог Мальборо вылез из окна третьего этажа и стал спускаться по шаткой лестнице. В двух метрах от земли он сорвался, и непременно бы крепко разбился, но двое случайных прохожих предотвратили несчастье, и поставив герцога на землю, вежливо раскланялись и ушли. До порта Мальборо доехал в неприметном ландо, запряжённых четвёркой иноходцев жемчужной масти. Там его вместе с камердинером и вещами буквально на руках занесли на борт и разместили в недурной трёхместной каюте. Третьим пассажиром оказался приятный мужчина средних лет с очень внимательным взглядом. Мужчина назвался Альбертом-Фредериком, выходцем из Северной Германии, владельцем небольшой сети кондитерских в Киле. В России он был по торговым делам, намеревался создать в Петербурге и других городах России сеть своих кондитерских-кофеен. У герра Мюллера при себе оказался запас так полюбившихся герцогу и его камердинеру печений, и он охотно угощал своих спутников во время частых чаепитий. Правда, герр Мюллер печенье не ел, поскольку предпочитал штучные сухие бисквиты.
Таможенные формальности путешественники преодолели весьма легко: герцог путешествовал по документам, заранее приготовленным именно на такой случай. Документы подозрений, и вскоре парусник покинул причал.
Неприятным обстоятельством оказалось присутствие на корабле графа Булгакова, но тот путешествовал в обществе своей юной жены первым классом, и на пассажиров второго класса не обращал никакого внимания. Граф с супругой обедал в обществе капитана корабля, и герцог украдкой поглядывая на него, вздыхал. Представитель величайшей морской державы, он знал, какая это высокая честь — обед с капитаном корабля, и огорчался, что сия честь оказана не ему.
В порту Лондона герцог, по тем же документам, легко прошел пограничный контроль и на кэбе отправился в свой лондонский дом. Привратник, вышедший из сторожки у ворот, хотел было прикрикнуть на кэбмена, но увидев сидящего в экипаже хозяина, тут же, кланяясь, распахнул ворота. Так же поступил и мажордом, тут же отправивший слугу оповестить супругу герцога, леди Кэролайн.
Встреча любящих супругов была весьма трогательной, они нежно расцеловались, наговорили друг другу тысячу нежных слов, и, условившись встретиться за обедом, разошлись: герцог принимать ванну, а герцогиня — проконтролировать, все ли вещи её любовника убрали из супружеской спальни.
Глава 12
Чем можно перебить снобизм, высокомерную демонстрацию богатства родственников, считающих себя чересчур высокородными? Сложный вопрос, каждый раз следует изобретать что-то относительно оригинальное. На этот раз мы с Лизой, под полное одобрение Павла и Натальи решили ударить по снобизму наших британских родственников ещё большим снобизмом, помноженным на демонстрацию ещё большего богатства, тем более что по своему происхождению я намного выше всех этих английских нуворишей вместе взятых. В самом деле: большинство из них купило дворянство и титул три-четыре, много если семь поколений назад, а мой род служилых дворян восходит к временам Рюрика, и ранее — к полянам и древлянам, то есть к этому времени достиг тысячи или более лет — не менее пятидесяти поколений. А если проследить родословную моих татарских и ногайских предков, с которыми мои русские предки то дрались, то роднились, то можно выйти и на царственные корни, владевшие державами размером в добрую половину Европы.
На причале пассажирского порта нас встречали английские родственники Лизы, и было их довольно много, никак не менее сорока человек, разумеется, не учитывая компаньонов и слуг — так вообще было немыслимое количество. Первое впечатление мы, как мне кажется, произвели благоприятное.
Тут следует отметить маленькую деталь: я заранее договорился с капитаном, и на корабль подали не два трапа, как обычно, а три. По двум спускались остальные пассажиры, и среди них я увидел своего подопечного, герцога Мальборо. По третьему трапу спускалась моя семья из трёх человек, поскольку младшего сына мы с собой не взяли. Следом шли наши слуги, матросы несли вещи, и грузили в грузовики, поданные краном из трюма. Потом из трюма извлекли два автобуса, последними на причал были поданы пять легковых автомобилей экстра-класса.
Лиза заранее рассказала мне об английских дядях, тётях, бабушках, племянниках: кто кому и кем приходится, кто считается важной персоной, а кто едва ли не изгой. Мы даже, в четыре руки начертили сложную схему внутрисемейных связей, и обсудили линию поведения по отношению к большинству из них. Лиза всех знала прекрасно, поскольку и сама гостила на острове, и встречала британских подданных, приехавших в Германию.
Для себя я выбрал линию невозмутимого пофигиста, не реагирующего ни на что, кроме продвижения продукции своих предприятий, а у меня их немало. Тут вам и автотракторная техника от шикарных лимузинов, до более чем скромных, сельскохозяйственных тракторов. Да, эти машины в некоторой степени мои, поскольку я почти везде, в новейших заводах и фабриках, имею свою долю. В полной степени мои «белые друзья» — всякого рода сантехника. Почти все заводы сантехники в России принадлежат мне. Да и в большинстве европейских заводов, производящих сантехнику, почти половина акций тоже мои. А в химических заводах — не менее сорока одного процента, и ничего мои контрагенты поделать не смогут, поскольку ключевые элементы технологий увязаны на меня и Россию. Откровенно говоря, все эти акции, доходы и прочий торговый баланс мне и даром не нужны, но они нужны Павлу Петровичу. Россия почему-то не может напрямую орудовать на европейском торгово-промышленном пространстве, а вот так, через частное лицо — вполне.