Нелепая привычка жить
Шрифт:
За спиной послышались легкие шаги. «Девушка из таверны» принесла кофе, даже не дожидаясь его заказа.
– Добрый день. Ваш кофе, пожалуйста, – она улыбнулась, взглянула на него, и тотчас ее лицо приняло тревожное выражение. – Что-то случилось? Что с вами?
– А что со мной? Что-то не так? – переспросил Малахов.
– Да. У вас такое лицо… Даже не знаю, как сказать. Словно произошло что-то очень страшное.
– Я выгляжу испуганным?
– Нет. Совсем нет. Вы выглядите… – она на секунду запнулась, потом подобрала слово, – обреченным.
Он с удивлением взглянул на нее. В ее глазах было столько искреннего волнения и участия, что ему вдруг
– Ну что вы! Вам просто показалось! У меня все в порядке.
– Ну что же, хорошо, коли так… – она покачала головой и отошла. А он, даже не притронувшись к чашке, поспешил в туалет и внимательно изучил в зеркале свою физиономию. Неужели по его виду так заметно, что творится внутри? Но зеркало ничего такого не показало. Какие бы сомнения и терзания ни раздирали его душу, внешне это никак не отражалось. Виталий увидел в серебристом стекле обыкновенного стильного мужчину с озадаченным – но не более того! – выражением лица. Никаких тебе новых седых волос, невесть откуда взявшихся морщинок, изменившегося выражения глаз. На миг ему даже пришло в голову, что его отражение живет какой-то своей, отдельной от него, жизнью…
Официантка больше не подходила к нему, но несколько раз, поглядев в ее сторону, он встречался с ее взглядом. «А ведь я вижу ее последний раз в жизни! – вдруг осознал Малахов. – Завтра ее не будет, не ее смена… А послезавтра, возможно, уже не будет меня». И он решительно поднялся со своего места, подошел к ней и спросил то, что все время хотел узнать:
– Скажите, а как вас зовут?
Она ответила тотчас, будто давным-давно ожидала этого вопроса:
– Любовью.
– А я Виталий, – отвечал он, почему-то чувствуя себя слегка неловко.
– Я знаю, – кивнула «девушка из таверны». – Вы Виталий Павлович.
Он очень удивился:
– Неужели вы всех клиентов помните по именам?
– Постоянных всегда стараюсь запомнить, – отвечала она. – Но с вами это совсем легко – вы у нас особенный.
– Вот как? Почему?
– Очень немногие из наших посетителей могут себе позволить менять кофе из-за того, что он остыл, – рассмеялась она. – Остальным такое не по карману.
Надо же! Ему бы это и в голову не пришло. Он тоже невольно улыбнулся ей в ответ и вдруг подумал, что больше всего на свете хочет сейчас быть с ней, болтать о пустяках, слушать ее мелодичный голос и хрустальный смех, вдыхать исходящий от нее легкий запах старомодных духов…
– Девушка! – позвала пожилая дама за столиком у стены. – Можно вас на минутку?
– Да, сейчас, – откликнулась официантка и перевела взгляд на Малахова: – Вы что-то еще хотели, Виталий Павлович?
– Да, – кивнул он. – Расплатиться и попрощаться. Вот деньги за кофе. Прощайте, Люба.
– До свидания, Виталий Павлович, – с мягким упреком поправила она. – Я не люблю слова «прощай». Говорить его – плохая примета.
День прошел в суматохе, вечер заканчивался еще хуже. Сидя за накрытым праздничным столом, Малахов с неудовольствием думал о том, что даже последние оставшиеся часы своей жизни вынужден делать не то, что хочется, а то, что надо. Да и надо-то не ему, а Лане. У него, Виталия, вообще нет никакого желания находиться в этом особняке, среди этих людей, пришедших сюда продемонстрировать свой достаток, как модель на подиуме демонстрирует чужой наряд. Одежда и аксессуары, прически и косметологические ухищрения, слова и манеры, мужья и любовницы – все это служило одной цели:
– …да-да, запомни: доктор Лодкин, Александр Борисович, клиника на Третьяковке, я потом скажу тебе название и точный адрес… Кудесник, говорю тебе, просто кудесник! Ты помнишь, какой у Маргариты был нос? А теперь? Это же произведение искусства, а не нос! А видела бы ты, какую грудь он сделал Анжелике, ну, ты ее знаешь, жена Никиты…
– …в милицейской форме. Останавливают средь бела дня, на оживленных магистралях, хорошие автомобили, просто-напросто выкидывают оттуда на дорогу и уезжают. Представляете, какая наглость! Ну и, конечно, найти их никто не может, это уж у нас как водится…
– …еще и вторую бутылку! А я сижу и считаю – семьсот на подарок, две бутылки вина по двести тридцать, да еще хавчика долларов на четыреста… Это ж получается, что он за один вечер больше полутора тонн на меня потратил! И тут я поняла – это любовь!..
Почти напротив Малахова сидел Аркадий, племянник виновницы торжества, и Виталий украдкой наблюдал за своим заместителем. Неужели это все-таки он? Других кандидатур просто не было. Но Лошманов, даже если и вынашивал в душе коварный замысел, ничем себя не выдал, был, как всегда, весел, обаятелен и галантен с дамами. Ни разу Малахову не удалось поймать на себе какой-нибудь брошенный им подозрительный взгляд.
– Кариночка, а где вы заказали такую чудесную рыбку? – спросил над ухом, перекрывая общий шум, резкий женский голос. – Восхитительно вкусно, никак оторваться не могу!
– А тут у нас неподалеку ресторан «Рашн стайл», – отвечала хозяйка. – Они очень прилично готовят, я всегда там все заказываю…
Название ресторана почему-то показалось Виталию знакомым. Ну конечно же, это тот самый кабак, где они были с Джозефом. Потом прямо оттуда поехали в казино, где он первый раз уви… Стоп. Джозеф. Джо Коллуэй, его американский партнер.
От неожиданной догадки Малахов даже похолодел, хотя в людном помещении было очень тепло. Вот человек, у которого есть истинная причина его ненавидеть… Конечно, причина странная, с точки зрения здравого смысла, даже нелепая – но о каком здравом смысле может идти речь, когда в дело вступает ревность?
Эта мысль так потрясла Виталия, что он, не обращая ни на кого внимания, поднялся из-за стола и вышел из шумного зала на балкон. Подставил лицо прохладному весеннему ветру и попытался сосредоточиться.
После той досадной сцены у крыльца Джозеф больше с ним не общался. Не звонил и не брал трубку, хотя раньше, находясь в России, и нескольких дней не мог провести без своего «русского друга Вита». Это могло означать только одно – техасец очень обижен. Человек он взбалмошный, впечатлительный и не в меру эмоциональный. Да, такому вполне может прийти в голову смертельно отомстить своему обидчику… Тем более что Малахов понятия не имеет, чем у них там все закончилось с Наташей. И теперь Джо страдает и, как это иногда делают дети, решил обвинять во всех своих неприятностях одного конкретного человека… Дети, дети… Что-то она такое говорила о детях… Что-то вроде того, что его предполагаемый убийца чем-то напоминает младенца. Ну конечно же, значит, она имела в виду именно американца!