Нелепо женское правленье
Шрифт:
— Итак, Рассел, вам не терпится рассказать мне, что превратило вас в истово верующего завсегдатая церквей? Или выберем иную тему для беседы?
— Раз вы знаете, что я была в церкви, то знаете и с кем я туда отправилась. А вышли вы на меня через ту изумительную чайную?
— Элементарно, Рассел. Следы вашей филантропии — что отпечатки подкованных сапог роты солдат на свежевыпавшем снежочке, — снисходительно фыркнул Холмс. — Сунуть пять фунтов уличному замухрышке! Через час после вашего самаритянского жеста вся округа гудела. Почему-то возобладала надежда, что это явление знаменует начало какого-то периода манны небесной, что эти грязные ступеньки
— Бросьте, Холмс. Ваш ревматизм вступает в игру, только когда вам это удобно. Да и не так уж долго вы меня поджидали.
— Гм. Как вы пришли к этому выводу?
— Плащ, — объявила я. — Он только сверху промок. — Холмс одобрительно шевельнул губами. — Не надо было вообще ждать. Можно ведь было позвонить в дверь и передать мне сообщение через охранника.
— Мешать вам без надобности?
— В чем помеха? Поверхностный теологический интерес, только и всего. Кстати, я хотела бы проконсультироваться с вами, узнать ваше мнение.
— Что ж, пришла пора трубки.
К моему удивлению, трубка здесь торчала из подставки-стойки, табак не был засунут в персидскую туфлю или в жестянку из-под печенья, а хранился, как и положено, в кисете. И серебряная спичечница тоже находилась на месте, рядом с трубками. Что бы сказали Ватсон или миссис Хадсон?
— Начну с Вероники. Не только потому, что она отвела меня в церковь, но и потому, что на ней эта церковь построена. На ней и подобных ей. Без Ронни не было бы Марджери Чайлд.
И я описала события дня, начиная с момента, когда увидела Веронику Биконсфилд сквозь запотевшее стекло чайной. Рассказывала я подробно, вдаваясь в свои ощущения и размышления. Сообщила о благотворительной деятельности Вероники, о ее безнадежно опустившемся женихе, детально обрисовала Марджери Чайлд, ее поведение на публике и ее «гвардию». Постаралась раскрыть свое отношение к этой особе, перечислив привлекательные и сомнительные, на мой взгляд, аспекты ее характера и поведения.
Вследствие сходства наших характеров или же потому, что я усвоила его манеры и технику рассказа, Холмс ни разу меня не перебил, не исправил, не потребовал пояснений. Он лишь однажды сменил табак в трубке, трижды наполнил бокалы и не издал за все время ни звука, если не считать неизбежных шумов во время манипуляций с трубкой и бутылкой. Закончив рассказ, я глянула на часы. Три часа ночи.
— Вы, должно быть, устали, Рассел.
— Нет, не очень. Я ведь чуть ли не весь день проспала. Может, чуть вздремну перед встречей с Вероникой.
— Чего вы ожидаете от меня, Рассел? Ваш рассказ весьма интересен, но нужно ли здесь мое мнение…
— Я сама не вполне определилась. Возможно, рассказав вам, я более четко осознаю свою позицию… Вам смешно?
— Над собой смеюсь, Рассел. Схожий случаи; м и сам беседую порой подобным образом с Ватсоном.
— Не совсем схожий, ибо меня интересует панн мнение. Мнение судьи человечества.
— Спасибо, что не сказали «судьи человеков».
— Как бы вы оценили эту особу, Холмс? Что ею движет — искренность или шарлатанство? На игр вый взгляд, это, конечно, махровое жульничество, удачная попытка запустить лапу в карманы имущих и малоимущих. Но эта женщина показалась мне искренней. Несмотря на то, что она сознательно манипулирует своими приверженцами, использует их, клг инструменты.
Холмс неторопливо и основательно набивал трубку. Вентиляция в помещении работала отлично, в противном случае мы бы давно задохнулись.
— И что, средства она привлекает весьма значительные?
— Кроме меня, в зале сидели тринадцать женщин. У трети из них родня в палате пэров. У другой трети — в Бостоне и на Уолл-стрит. Одеяния их стоят больше, чем одежда всех жителей рабочего района Лондона. А суммы, которую они оставили в последний визит у парикмахера, хватит, чтобы кормить многодетную семью в течение года. Мисс Чайлд владеет зданием храма и двумя соседними домами. Мебель у нее — хоть на аукционе «Сотби» выставляй. Совсем недавно она вернулась откуда то из теплых краев. Конечно, деньги у этой особы есть. И немалые.
— Хотя она очень трогательно рассказывала, как ютилась в квартирке без горячей воды, хе…
— Да уж, умеет все обратить себе на пользу.
Холмс глазел в огонь, постукивая трубкой по зубам.
— Алхимики заблуждались, утверждая, что золото не ржавеет, — процедил он наконец. — Религия и деньги — составляющие весьма пьянящего коктейля. Некий «святой» Питерс, к примеру, «бескорыстный» миссионер, выкачивавший деньги из одиноких женщин… Каноник Смит-Бэйсингсток… Зажигательные речи о страданиях бедных негрских ребятишек… Записанные в Африке песни, туманные картины из проектора, на которых запечатлены вышибающие слезу изможденные лица. Естественно, пожертвования, пожертвования… Этот случай, впрочем, прост до примитивности, с ним Ватсон справился самостоятельно. И, конечно же, дело Джефферсона Хоупа. Здесь, правда, кроме денег, была замешана еще и женщина. Тропами Господа… Чаще всего по этим тропам шныряют отпетые мошенники. Слово Господне — наживка, на которую они ловят денежки из карманов простаков. Жила бы эта леди с бедняками… Южный загар, модная одежда — веские аргументы против ее искренности. Я ничего нового вам не открыл, не правда ли, Рассел?
— Совершенно верно, Холмс. Факты говорят в пользу именно такого вывода. А жаль. Хотелось бы встретиться с человеком, искренне обращенным к Господу. Но надо признать, что Марджери Чайлд — особа весьма одаренная и приносит пользу женскому движению в Лондоне.
— Время покажет, — рассудил Холмс, вынув трубку изо рта и с подозрением на меня уставившись. — Если вы только не возжелали его опередить. Признавайтесь, собираетесь сунуть свой любопытный нос в этот муравейник?
— Нет-нет, уверяю вас, это лишь поверхностное любопытство, не более. К тому же я ведь, в отличие от вас, профессионально изучаю теологию.
— В общем, очередной каприз?
— Можете назвать это и так.
Наши глаза встретились. Я вдруг осознала, насколько мы одиноки в этом укромном уголке большого города. Как будто что-то вдруг проникло в помещение, что-то связанное с тем нашим спором в хэнсоме. Интимность времени и места, моя тонкая блузка и его вытянутые к огню ноги. Женственность моя взволновалась, напряглась… Я подавила волнение усилием воли и обратилась к более безопасной теме.