Нелетная погода (сборник)

Почему-то думалось о грибах. Панарин представил сковородку молодой картошки с грибами и зеленым луком – слюнки потекли. Вот так всегда – в самые серьезные минуты лезет в голову всякая чепуховина, и не прогнать ее. Или так и нужно?

– Ты о чем думаешь? – спросил его Станчев.

– О грибах, ты знаешь. Зримо вообразил сковородку.

– А я перед стартом почему-то всегда думаю о пляже.

– И сейчас?

– Ага.

– Мне пляжи почему-то не нравятся, – сказал Панарин. – Жарко. Людно.

– Это смотря

– Я все же больше люблю горы, – сказал Панарин. – Но не любые, а поросшие лесом. Интересно, о чем сейчас думает Риточка?

– О том, что вы оба мне безмерно надоели со своими сковородками и пляжами. Каждый раз одни и те же разговоры.

– Это мы из суеверия, – сказал Панарин.

Вспыхнуло табло «Внимание!», секундой позже раздался голос Рауля:

– Диспетчер космодрома – «Лебедю». Даю старт. Выход к точке эксперимента по коридору номер четыре. Корабли сопровождения стартуют через две минуты.

И сразу стало не до пустой болтовни – начиналась работа.

Карточка Глобального информатория.

«Тим Николаевич Панарин. Родился 14 ноября 2074 г. в Ванееве. Ранняя специализация – технические дисциплины. В 2094-м закончил Омское училище Звездного Флота (факультет космического пилотажа). С 2094 по 2100-й – пилот на кораблях Дальней разведки. В 2100 г. прошел курс в Центре подготовки испытателей Проекта „Икар“. С 2100-го и по настоящее время – командир корабля – испытатель на седьмом полигоне Проекта. Орден Гагарина, медаль им. Гейзенберга. Холост. Постоянное место жительства – ТН 402 С, планета Эвридика. Видеофон – через справочную Главной диспетчерской».

…Вокзал был, как все вокзалы, независимо от того, уезжают ли с них, улетают или отплывают. Пестрое разноязычье, как на завершающем этапе строительства Вавилонской башни, встречи и проводы, смех и напутствия, и очень редко – слезы. Снерг любил вокзалы, они его всегда приятно волновали и утверждали во мнении, что жизнь состоит из дороги.

– Ну, все, – Мигель пробился сквозь поток только что прилетевших из Мельбурна спортсменов. – Погрузили ребята твой особо ценный груз.

– Спасибо, дружище, – сказал Снерг. – Если тебе понадобится кедр – я к твоим услугам.

– Она красивая?

– Самая красивая, – сказал Снерг.

– Рад за тебя, хомбре. Люблю, когда людям все удается.

– Ну, «все» – очень уж растяжимое понятие. Шагать нам до главных удач и шагать…

– Все равно. Ты хорошо начинаешь, а это главное.

Посадочный жетон в кармане Снерга затараторил:

– Пассажиров, вылетающих рейсом двести сорок шестым Мехико – Красноярск, просим пройти к пятому эскалатору. Повторяем…

Карточка Глобального информатория.

«Станислав Сергеевич Снерг. Родился 9 сентября 2074 г. в Минусинске. Ранняя специализация – гуманитарные дисциплины. В 2095 г. закончил Красноярский институт журналистики (факультет глобального стереовидения). Корреспондент Сибирского региона Глобовидения, с 2099 г. и по настоящее время – редактор программы „Т – значит тайна“. Премия им. Степченко (2097), лауреат Золотого пера МОЖ. Холост. Постоянное место жительства – Красноярск, Итина 45-267, видеофон – ТЛ 73255».

Эвридика осталась за кормой, превратилась в крохотный, не больше ноготка, стеклянный шарик, налитый нежным голубоватым светом. Она была очень красива – самая дальняя из достигнутых людьми иных планет. Десять световых лет от Земли. Планета, с которой стартовали испытатели, пытаясь прорваться в недостижимое – и возвращались ни с чем. Бывало, что и не возвращались…

Коротко рявкнул динамик:

– Готовность номер один!

Панарин провел безымянным пальцем по левому плечу, от шеи, почувствовал легкий, едва уловимый и насквозь знакомый толчок в ключицы – скафандр загерметизирован. Не было нужды смотреть на остальных, он и так знал, что они сделали то же самое, и в ЦУПе это знали. Но правила есть правила, и сейчас алые табло вспыхнули в нескольких местах – в одном из залов ЦУПа, за шестьсот с лишним тысяч километров отсюда, в рубках кораблей сопровождения, шедших журавлиным строем в ста километрах левее, и наконец – перед глазами самих испытателей.

«Командир-испытатель – герметизация скафандра».

«Ко-пилот-испытатель – герметизация скафандра».

«Инженер-испытатель – герметизация скафандра».

На рейсовых и разведывательных кораблях эта въедливо-педантичная опека давно канула в прошлое. Но не здесь. Здесь она приняла характер настоящей мании – в ЦУП шли отчеты о каждой отданной команде, любом действии, независимо от степени его важности. Пуск конвертера Дальнего прыжка, щелчок рычажка, отодвигавшего кресло от пульта на десять сантиметров, – разницы не было. Двойной контроль, тройное дублирование, скрупулезность, заставившая бы стонать от зависти бюрократов прошлого – в сущности, пустышка для младенца, уловка, призванная сгладить и заслонить пронзительное чувство беспомощности.

«И беспомощность – еще не самое страшное, – подумал Панарин. – Самое страшное – мы не понимаем, почему стали вдруг беспомощными. Мы, такие могучие и гордые. Мы обещали когда-то любимым звезды с неба, и начали было выполнять обещание, но звезд, доступных нам, оказалось слишком мало. Ничтожно мало. До обидного. Любые эпитеты бессильны перед холодной истиной – звезд не хватило на всех…»

– Маршевые двигатели отключены, – отчеканил киберштурман, один из «апостолов» тройного контроля.

Он лишь констатировал факт, он был отстранен от управления. Все, абсолютно все выполнялось человеческими руками, и оттого Панарин – как, впрочем, и все остальные испытатели, – чувствовал себя так, словно ему вручили лопату и заставили рыть яму. Или поручили управлять колесницей – одним словом, выполнять своими руками монотонную, нудно-томительную работу, которой была насыщена жизнь предков.

– Начинаю разгон, – сказал Панарин.

Он нажимал клавиши, касался сенсоров, взгляд выхватывал из мелькания разноцветных цифр и индикаторных полос, ритмичного мигания лампочек главное и следил за второстепенным. За проведенные у пульта семь лет радость и удовлетворение собственным умением снизилась до средней нормы, но, разумеется, не исчезла. Ему приятно было ощущать, что он – хозяин, что пугающие первокурсников кажущийся хаос десятков табло и экранов, россыпи удобных для пальцев клавиш и тумблеров давно перестал быть для него хаосом. Корабль он знал, как собственную квартиру, знал и мог описать все, что происходило сейчас в каждом агрегате, в любой точке «Лебедя». Просто великолепно знать, что ты любишь свое дело… Но кто мог предполагать, что звездолеты, единственное, что есть в жизни, однажды подведут, окажутся слабее своего хозяина, не смогут осуществить его мечты?

– Разгон продолжается.

Станчев сидел слева от него, Рита Снежина – справа и позади, за вынесенным на середину рубки «ласточкиным хвостом» пульта энергетических волноводов. Перед ними антрацитово поблескивал экран, черный круг почти трехметрового диаметра. Альтаир, льдинка с голубиное яйцо величиной, сиял холодным белым огнем, россыпь звезд похожа была на искристый иней, посверкивающий на ветвях невидимых деревьев. Неподвижные звезды. Черный колодец, в который могут провалиться дерзкие надежды, смелые планы, насчитывающие несколько столетий от роду…