Нелюбимый мной, нелюбящий меня
Шрифт:
— Да, — я улыбнулась. — Да.
— Ты сознание потеряла. Прямо где стояла, там и упала, как подкошенная. И в чувство тебя привести не смогли. Ты точно в порядке? — допытывался Илдирим.
— Все хорошо, — успокоила я. — Мы победили демонов.
День десятый. Последний. Все закончилось. Шаманы, подпитывающие своими дарами демонов до последнего момента, были истощены и уже к рассвету десятого дня не могли противостоять нашим магам. Владыке, Йолле, Беро, Кадруиму. Магия других лордов и эльфов была исчерпана, все было отдано общему волшебству. Опустошенные Стержни не могли больше защищать наши войска. Дальше все зависело от боевых навыков каждого воина, от покровительства Великой…
Уже к полудню было
Десятый день принес много боли и ран. Много смертей. Слишком много. Я делала все возможное, лишь бы избавить умирающих от страданий. И, закрывая глаза павших, видела, как смерть меняла лица. Гоблины, смуглые от природы или же с сероватой кожей, словно иссыхали. Черты становились острей, бледные губы белой полосой выделялись на темнеющем в первые же минуты после смерти лице. Темные глазницы пугали чернотой. Человеческие лица желтели, напоминая воск. Губы приобретали отталкивающий серый с синим отливом цвет, а глаза проваливались в сиреневые глазницы. А эльфы… Эльфы были красивы и в смерти. Лица погибших становились более хрупкими, сияющими, как чашка из тончайшего фарфора, когда смотришь сквозь нее на солнце. Их лица наполнялись внутренним светом, сохраняя живость линий. Потому умерших эльфов и называют пресветлыми…
В доме старосты появились раненые. Двое льеров и, к моему ужасу, Леньор и лорд Кадруим. Если за жизнь Седого эльфа я могла не беспокоиться, то от Посланника просто боялась отойти. Его очень серьезная рана была нанесена отравленным оружием. Как мне рассказал Леньор, лорд Кадруим схлестнулся с шаманом. Посланнику удалось победить, но какой ценой… Пытаясь остановить лорда в шаге от Вечности, я молила Великую за него и не могла сдержать слез. А не осознающий ничего, кроме жесточайшей боли, эльф изгибался в судороге, заходился в беззвучном крике. Его всегда спокойное, не отражающее эмоций лицо искажала мука, а я временами малодушно думала, что ему было бы легче умереть там, в бою… Лишь через несколько часов мне удалось убрать боль и, вспоминая все советы, всю науку Ледяного лорда, приготовить ему противоядие.
До полуночи оставался час, когда я вышла из дома старосты и занялась другими ранеными. Вечность отступила, я знала, что лорд Кадруим будет жить. Но радости от этого я не ощущала, мне было холодно, саднило сердце. Душу наполнило щемящее чувство потери.
Спустя четыре часа я сидела у постели Нэймара, сжимала его руку в своих ладонях и неотрывно смотрела в лицо единственного. А перед глазами проносились последние часы. Снова и снова.
С того момента, как я вышла из дома старосты прошло три часа. За эти дни я научилась определять время по степени усталости. Отошла от очередного воина, встретившись с осоловелым, бездумным взглядом падающей с ног от изнурения женщины, велела ей идти отдыхать. Она кивнула и потянулась за ниткой с иголкой. Я остановила ее, заставила встать и поручила заботам еще больше поседевшего за эти дни старосты. Вышла в темный двор, в этом доме, как и в других, мне делать было больше нечего. Но оставался дом старосты, могли привезти еще раненых. В воротах чуть не столкнулась с Вальтером.
— Леди Мирэль, — от его тона захолодело сердце. Я, почувствовав, как все нервы натягиваются, словно тетива лука, ждала продолжения. Но бледный юноша, мой мучитель, с непередаваемой болью вглядывавшийся в мое лицо, молчал.
— Что случилось? — спросила я. Голос прозвучал неожиданно требовательно и жестко. Я думала, что захлестывающую меня панику не удастся скрыть.
— Лорд Нэймар… — он беспомощно махнул рукой в сторону дома старосты.
Я бросилась туда. Во дворе мельком увидела окровавленного Келиара, нескольких знакомых воинов. Все комнаты на первом этаже были заняты, это я знала, поэтому сразу метнулась на второй этаж. Чуть не сбила с ног идущего мне навстречу Баркема. Дверь в ближайшую комнату была закрыта, перед ней стоял Колесар. Я потянулась к ручке, но телохранитель мужа встал в проеме, мешая мне.
— Леди Мирэль, не надо, — тихо попросил воин.
— Пропустите меня! — выкрикнула я, гневно глядя на эльфа.
— Нет.
— Что? — взвилась я и попыталась оттолкнуть Колесара. Но не тут-то было. Он намертво вцепился в косяк правой рукой, а левой, висящей на перевязи, пытался держать меня на расстоянии.
— Колесар! — завопила я. — Пропустите немедленно! Я смогу ему помочь!
— Нет. Пресветлый лорд Нэймар не хотел бы, чтобы Вы видели его таким, — глухо ответил воин.
Я отшатнулась от эльфа, отступила на шаг, уперлась спиной в стену. 'Пресветлый…'. Этого не может быть! Я не могла в это поверить! По щекам побежали горячие слезы, дыхание перехватило. Пустота в сердце, чувство потери затопило меня, причиняя острую, почти нестерпимую физическую боль.
— Пропустите меня, — еле слышно попросила я.
Эльф отрицательно качнул головой:
— Подождите немного.
Горечь в его голосе стала последней каплей. Закрыв лицо руками, разрыдалась. Я ругала себя за недогадливость, еще несколько часов назад должна была понять, что произошло непоправимое. Кто-то тихо подошел ко мне, встал рядом, осторожно обнял, но утешать не стал, просто привлек к себе. Я прижалась к холодному доспеху лбом, но спрятаться в объятиях от ужасной действительности было невозможно. Скрипнула открывшаяся дверь, я вывернулась из рук Келиара и встретилась глазами с Йоллой. Заплаканная ведара поспешно отвела взгляд и скользнула вниз по лестнице вслед за Беро.
Я зашла в комнату. На постели лежал Нэймар. Короткие черные волосы обрамляли спокойное, наполненное внутренним светом красивое лицо. Шею прикрывала свежая повязка, правая рука лежала на груди. Эсмерил в кольце поблескивал в такт трепетаниям свечи. Грудь любимого была недвижима. Я подошла к мужу, села рядом с кроватью, взяла его руку в свои ладони…
Нэймар был мертв.
Как мало времени было отпущено моему, нашему счастью. Ничтожно мало. А чтобы проститься с любимым и того меньше. Я готова была кричать от отчаяния, рыдать в голос, кляня несправедливость жизни… Но это бы ровным счетом ничего не дало. И я, закусив губу, чувствуя, как вместе с Нэймаром умерла часть меня, просто была рядом с любимым эти последние часы.
Говорят, душа эльфа еще двенадцать часов после смерти находится рядом с телом. В ту ночь, в то утро я почувствовала, что это правда. Магическим зрением я временами различала в комнате прозрачную, чуть поблескивающую золотом фигуру Нэймара. Мне не мерещилось, любимый был там со мной. Он гладил меня по щекам, так знакомо стирая большим пальцем слезы, целовал в лоб, становился за спиной, положив руки мне на плечи. И я словно наяву слышала его голос, те слова, что он сказал мне в Вороне. 'Ты сможешь без меня. Ты. Сможешь. Ради сына. Поклянись мне в этом'. А я беззвучно плакала, сжимая в ладонях с каждым часом холодеющую руку любимого.
Заходил Келиар. Пытаться меня утешить он не стал. Его сердце, как и мое, переполняла скорбь. Ему, как и мне, нужно было утешение. И ничто не могло помочь ни ему, ни мне. Лорд подошел к сыну, провел тыльной стороной пальцев по щеке Нэймара… ласково и осторожно, словно боялся разбудить спящего. Отступил на шаг, обнял меня, надолго замер в этой позе… Его боль, его отчаяние смешивались с моими… Единые в горе… Выпустив меня из рук, молча сел у окна. Бледное, словно неживое лицо Келиара на фоне черного квадрата окна, отблески свечи на доспехах. Дракон, изображенный на нагруднике, казался живым… Вспомнила про кровь.