Нелюдь
Шрифт:
Я пригласил Хельгу в филармонию.
«У Юли все равно телефон не отвечает, — сказал я себе и стряхнул половину ответственности с плеч на время. — Не пропадать же билетам. Концерт хороший, а если я скоро бы и дозвонился до Юли, то все равно уже пять часов, и она не успела бы собраться вовремя».
После этого я окончательно успокоился. Уметь успокаивать свою совесть — это тоже искусство.
Хельга очень обрадовалась. Она не сказала этого, но я почувствовал по ее голосу, как приятно ее поразило мое предложение. Она же
— Я заеду за тобой, — предложил я, но Хельга не согласилась.
— Незачем тебе затрудняться, — сказала она решительно. — Я сама подъеду к филармонии. Мы можем встретиться прямо там.
Так мы и договорились. Она пришла вовремя, и я сразу узнал ее в толпе возле главного входа филармонии. На Хельге было длинное платье до щиколоток с открытыми плечами, которое великолепно обрисовывало ее фигуру.
Увидев ее в толпе, я еще раз отметил, как она хороша. Не было среди всех женщин вокруг ни одной, которая обладала бы такой отточенной, совершенной красотой.
Со своими золотистыми волосами, уложенными на голове, в длинном платье, Хельга была похожа на античную богиню. Наверное, именно такой представляли себе Афину древние греки. Было что-то величественное и в ее фигуре, — статной, стройной, и в ее лице — горделивое… Это была даже не богиня любви, не Венера-Афродита. Это была богиня-воительница. Богиня гордости и славы.
— Я не опоздала? — спросила она только, подойдя ко мне.
Что и говорить, приятно пройтись с такой женщиной по беломраморной лестнице филармонии. Когда архитектор проектировал эту лестницу, он наверняка имел в виду именно таких женщин, как Хельга…
Несмотря на летнее время, народу было много. Настолько, что даже по бокам зала стояли те, кому удалось купить только входной билет. Они стояли и высматривали для себя местечко на боковых диванах у стен.
Кажется, филармония — единственное место, где по традиции стоят такие диваны, на которые не продаются специальные билеты. Они просто стоят во множестве у стен, и на них может сесть всякий, у кого входной копеечный билет. Бывает, правда, что и там нет места, и тогда приходится подниматься на хоры, на самый верх, чтобы созерцать все как бы с небесной высоты. Внизу мелькает лысина дирижера, прилизанные волосы оркестрантов, и звуки музыки взлетают к тебе.
Пока Хельга снимала плащ в гардеробе, пока мы покупали программку, раздался первый звонок. Почти сразу последовал и второй.
Мы прошли и сели на свои места.
— Густав Малер. Вторая симфония, — прочел я на программке. И только поднял глаза вверх, как тут же невольно опустил их вниз…
Вот этого я никак не ожидал. То, что я вдруг увидел, заставило меня внутренне скорчиться. Впервые в жизни я ощутил желание стать маленьким-маленьким, совсем крошечным, меньше мыши. Стать таким и выползти незаметно из этого роскошного зала…
По проходу мимо
Совершать предательские поступки противно, но гораздо противнее, когда тебя в них уличают.
И не было, казалось мне, никакого предательства с моей стороны. Так я думал раньше. Ведь я честно пытался дозвониться до Юли и пригласить ее, и уж не моя вина была, что ее не оказалось дома, и тогда я пригласил Хельгу. Это ведь было просто стечение обстоятельств…
Но так я рассуждал сам с собой до того, как увидел Юлю с матерью. Объяснить себе этого словами и логическими понятиями я не мог, но чувствовал, как нехорошо получилось.
«Хоть сама Юля мне и говорила, что рада моему новому роману, — думал я, — однако, это вовсе не значит, что ей будет приятно, когда она узнает, что я здесь с другой женщиной…»
Юля с Людмилой сели впереди нас, в третьем ряду. Они не знали, что я тут, Людмила не оборачивалась. Но я знал, что впереди антракт и выскользнуть из зала незамеченным мне не удастся.
Фойе, да и сам зал филармонии устроены таким образом, что остаться незамеченным невозможно.
Убежать сейчас? Но это глупо и невероятно. Что я скажу Хельге? Как я объясню ей необходимость немедленного бегства?
Вышел оркестр, за ним — хор. Тут были мужчины и женщины, их было очень много. Дирижер — поджарый, в болтающемся фраке — взмахнул палочкой, и симфония началась.
Хельга ни о чем со мной не говорила, и это к лучшему — у меня в те минуты был не лучший вид.
Я не мог слушать музыку и вообще почти забыл о самой сидевшей со мной рядом Хельге, потому что был смущен и растерян.
Оставалось только ждать антракта и неминуемой встречи.
«Ладно, — сказал я в конце концов себе. — Чему быть, того не миновать. Должен же человек отвечать за все свои поступки. Так тебе и надо, Феликс. Сиди и жди развязки. Ты сам во всем виноват».
А что еще я мог себе сказать? Конечно, не стоило приглашать Хельгу. Еще не так много времени прошло с того дня, как случилось несчастье с Юлей. А с другой стороны — разве я мог предполагать, что мы сегодня встретимся? Да еще в таком составе? Боже, как стыдно и неудобно…
Мощные раскаты малеровской музыки сотрясали зал. Оркестру вторил хор, и звучание десятков голосов дополняло аккорды.
Потом все смолкло, и по ставшим ярче лампам я понял, что закончилось первое отделение. Симфония была в четырех частях и с одним антрактом. Люди вокруг нас стали вставать, и Хельга вопросительно посмотрела на меня.
— Тебе нравится? — спросила она меня, беря за руку.
— Не знаю, — ответил я одеревеневшим языком. — Я еще не разобрался до конца.