Нелюдь
Шрифт:
Когда уезжали автобусы с телами и скорбящими родственниками, появлялись еще люди. Это были родственники тех, которых предстояло хоронить назавтра. Они приносили вещи, в которые нужно было обрядить покойников.
Санитар был один — главный, который все и делал. Он сам получал деньги, скромную мзду от плачущих женщин в платочках. Днем приходил еще один санитар, но он находился в морге сравнительно недолго и с родственниками умерших не общался. Он что-то выносил в стоящие неподалеку мусорные баки, иногда останавливался
Добрый молодец работал часов до двух дня, а потом уходил домой. И появлялся только поздно вечером. Ему предстояла тяжелая ночная работа — обряжать покойников, накладывать грим, замазывать выступившие трупные пятна. Чтобы утром все было готово.
«Зря ругаются люди и говорят, что с них дерут много денег за похороны», — думал Скелет, наблюдая изо дня в день за всем происходящим. Ему было жалко мордастого доброго молодца-санитара. Пусть он получал свои деньги от родственников, но ведь это были деньги за каторжный и неприятный труд.
Попробуй-ка, поимей дело каждую ночь с мертвыми телами, оставаясь с ними в пустом морге… Это же какие нервы надо иметь.
По ночам пока что никто не приезжал, и ничего подозрительного Скелет не заметил.
Проследив несколько раз за передвижениями заведующего, он узнал, что уйдя вечером с работы, Аркадий Моисеевич идет по магазинам, причем заходит всегда в два — булочную и гастроном, а потом идет домой. Строго по одному и тому же маршруту.
Маршрут имел одну остановку — в рюмочной на оживленном углу. Там Аркадий Моисеевич проводил полчаса — тоже как будто по часам. Придя домой, он почти немедленно спускался вниз и выгуливал собаку. У него была красивая собака-боксер, с очень большой головой и симпатичной мордой.
«Ничего, — сказал себе Скелет, увидев прогулку в первый раз. — Это ни о чем не говорит. У Гитлера тоже были любимые собаки, и он очень трогательно к ним относился. Это не помешало ему быть извергом».
Так что боксер не оправдывал Аркадия в глазах сыщика. Что раздражало Скелета больше всего в его предполагаемом подопечном — так это манера одеваться. Заведующему моргом было на вид лет пятьдесят пять. Это был низкорослый и уродливый человек. А одевался он так, словно был законодателем мод и старался молодиться.
Аркадий Моисеевич чем-то напоминал Скелету Клоуна. Он одевался так же шутовски и с претензией на чувство моды.
Может быть, покойному Клоуну это и было необходимо для того, чтобы хоть как-то отвлечь его от мрачного промысла. Может быть, ему эта манера одеваться помогла пережить страх и беспросветность жизни… Как знать, теперь Скелет был склонен идеализировать мертвого осведомителя. Но воспоминание о странной манере Клоуна кричаще одеваться сейчас не вызывало в нем отторжения.
Манеры же Аркадия Моисеевича рождали в нем брезгливость и отвращение. Душегуб, кровопийца, а смеет одеваться так модно и оригинально. Старается подражать молодым людям.
На голове у доктора был берет, и не простой, а джинсовый, вышитый яркими нитками. Скелету не удалось рассмотреть издали характер узора, но он был уверен, что там вышито что-то омерзительное.
Дальше шел джинсовый костюм — куртка и брюки. Все было голубого цвета, очень дорогое на вид. И отличные башмаки — из желтой кожи, на довольно высоких каблуках. Каблуки, вероятно, казались хозяину чрезвычайно подходящими, потому что он сам был очень маленького роста и походил бы на карлика, если бы не каблуки его заморских ботинок.
Наряд дополняла клетчатая рубашка ярких тонов, как у юнца. «Пугало, да и только», — решил Скелет. Но тем не менее ему надо было непременно каким-то образом познакомиться с этим уродом.
Вообще-то Скелет не был сторонником теории Ламброзо и не считал, что внешний вид человека обязательно говорит о имеющихся у него преступных наклонностях. Однако, вид Аркадия Моисеевича не оставил его совершенно беспристрастным.
В конце концов Скелет решил, что наилучшим способом вступить в контакт является якобы случайное знакомство.
После окончания рабочего дня Аркадий Моисеевич, как всегда, вышел из своего морга и направился по магазинам. Он купил буханку белого хлеба, потом в гастрономе еще что-то, и по дороге домой зашел в рюмочную.
Там его уже давно ждали. Правда, никто не знал, чем он занимается. А то, если бы узнали, что он целыми днями потрошит трупы и пишет заключения о смерти, ему не улыбались бы так приветливо.
Он вошел в рюмочную, и увидевший его бармен тотчас же принялся изготавливать любимый напиток своего постоянного клиента.
Он взял бутылку коньяка и налил сто граммов в большой отмерочный стакан. Потом туда же налил точно такое же количество шампанского, и «бурый медведь» был готов…
Такой вкус выдавал в Аркадии Моисеевиче старого любителя красивой жизни. «Новые русские» не знают этого напитка. Когда Аркадий Моисеевич только начинал формировать свои вкусы и, в частности, пристрастился к «бурому медведю», нынешние нувориши еще ходили пешком под стол и тупыми глазами наблюдали, как их отцы дрожащими руками смешивают пиво с водкой…
Аркадий Моисеевич принял из рук бармена свой стакан и с удовлетворенным видом присел за столик у окна.
Он некоторое время не притрагивался к напитку и сидел над ним, почти свесив в стакан свой длинный крючковатый нос. Краем глаза он лениво смотрел на улицу, где за грязноватой занавеской мелькали прохожие.
Потом он сделал небольшой глоток и прикрыл свои маленькие, близко друг от друга посаженные глаза. Он наслаждался. Наверное, он целый день резал трупы незнакомых ему людей и мечтал об этой минуте.