Немая
Шрифт:
– Барышня, так никто не делает! – топал он ногами и стучал по верстаку молотком, злясь на дуру-девку и её капризные выверты.
– Вам жалко, что ли? Или не умеете? – спокойно «переводила» Дуняша мои вопросы. – Если не можете, то мы к другому мастеру пойдём. Более опытному.
После этих слов столяр «сломался». А когда я ему показала эскиз, то и вовсе в раздумья погрузился, вцепившись в лохматую бороду обеими руками. Бурчал что-то, сам в рисунке чиркал и пометки делал.
– Зайдите через декаду, – отмахнулся он, вдруг осознав, что
Зато теперь у меня есть этот необыкновенный предмет мебели. Кресло-трансформер, которое лёгким движением руки из строгого трона превращается в удобную кушетку.
Глава 4
– Ты здесь ночевать собралась чё ли, матушка? – строго спросил от входной двери неслышно вошедший мужчина, заставив нас вздрогнуть от неожиданности.
Думаю, не хотел он нас напугать. Просто мы с боярыней увлеклись её преображением и не услышали шагов на крыльце.
Вошедший слегка пригнул голову, чтобы пройти в низкий дверной проём, и показалось, что он склонился, приветствуя нас. А когда выпрямился, то я поняла, что ошиблась – этот кланяться не приучен. Напротив, я присела в глубоком реверансе, едва сдержав себя, чтобы в пояс не поклониться.
Кажется, раньше я это называла харизмой. Такой мощью веяло от мужчины! Стать, взгляд, голос – всё говорило, что наделён он властью огромной. Это видно было даже несмотря на то, что сейчас гость выглядит немного ошарашенным.
Первые секунды смотрел боярин на женщину не узнавая – так изменили её макияж, причёска и платье. А когда понял, кто перед ним стоит, слегка голову в почтении склонив, то не смог сдержать восхищения.
– Анна, как же ты хороша! – обошёл по кругу, рассматривая и дивясь изменениям неожиданным, а потом припечатал: – Чтобы той гадости белой никогда больше на лице твоём не видел! Поняла?!
– Да, государь, – кротко, аки голубица, молвила с легким поклоном моя гостья. Ресницы, слегка подкрашенные – я только густоту и длину подчеркнула – опустила, скрывая радость от произведённого эффекта. – Позволишь ли, супруг мой, в таком виде на приёме завтрашнем в посольстве присутствовать?
– Дозволяю! – согласился мужчина, чем несказанно восхитил меня. Разрешить жене выйти в люди с непокрытой головой – это поступок. Не сильна я в парикмахерском искусстве, поэтому не стала ничего менять в причёске клиентки. Достаточно было снять с головы шаль и волосяник богато расшитый, чтобы увидеть, как к лицу ей коса, короной уложенная.
А ещё меня накрыло понимание, что боярин едва сдерживается, чтобы не выкинуть нечто неподобающее от счастливого осознания – этакая краса ему принадлежит. Например, заорать от восторга или схватить жену в охапку и закружить радостно, или впиться жадным поцелуем в уста сахарные. Даже жаром обдало от эмоций чужих. И не только мужских.
Боярыня Анна под горячим взглядом мужа раскраснелась, грудь в целомудренном вырезе платья вздымалась от взволнованного дыхания, пальчики
Захотелось мне выскользнуть из комнаты и гостей наедине оставить, да самой эмоции успокоить, но, двинувшись к выходу, привлекла к себе внимание боярина.
– Твоих рук дело? – спросил. Киваю, что ж очевидное отрицать. Боярин же из-за пояса достал кошель и на стол бросил. – За работу твою, мастерица!
Звякнуло достойно. Только золотые монетки такой звук издают. Числом не менее пяти. Ещё раз приседаю в низком реверансе. На сей раз с благодарностью. А выпрямившись, показала на ещё одно платье.
– Не понимаю, – хмурится мужчина. – Скажи нормально!
– Дарья немая, государь, – объясняет ситуацию мужу боярыня, а потом ко мне обращается. – Это платье тоже могу забрать? – усердно киваю. – А то? – тонкий пальчик тычет в дальний угол, где приткнулся третий манекен.
Нет, качаю головой, а потом жестикулирую, объясняя причину. Ладонью вдоль лица провожу, морщусь и отмахиваюсь.
– Не к лицу будет? – переспрашивает мужчина, разгадав ребус моей пантомимы. Киваю усердно и улыбаюсь его догадливости. Но следующая фраза обращена уже не ко мне: – Забавная какая, – говорит он Анне и берет её за руку. – Домой пора, матушка. Загостилась ты здесь. Грег уже тревожиться начал и гридня за мной послал, боясь ослушаться твоего приказа не беспокоить. Не бывало такого.
– Прости окаянную, государь мой. И впрямь времени счет потеряла. Хорошо здесь, спокойно. Суеты нет, Дарья молчит, но работу свою споро делает. Не прогневайся, но теперь я сюда часто наезжать стану.
– Да во благо, ладушка. Если тебе в радость, то чего ж мне противиться? Но предупреждай допрежь.
Боярыня голову склонила, выказывая покорность мужу, и пошла уже было за ним к выходу, но обернулась:
– Прощай, мастерица. Это всё, – она махнула в сторону одежды, в которой приехала, и на платье новое взглянула, – челядь заберёт.
Очередной реверанс на прощанье. А потом выдох: «Нифига себе! А что это было?». И ещё один вопрос в голове крутился с первой минуты, как боярина увидела: где я могла его видеть? Лицо, манера говорить и двигаться были очень знакомы. Но в то же время я понимала, что он совершенно чужой дядька. Словно память затуманило.
От размышлений отвлек цокот каблуков подбитых, и в дом вновь вошёл воин, боярыню охранявший.
– Царица приказала поутру забрать всё, что следует. Я повозку с рассветом пришлю. Готово будет?
Киваю растерянно, а сама едва челюсть от падения удерживаю. Кто царица? Боярыня вот эта, что платья у меня купила? А муж её, значит, царь? Граждане, да это же полный «Пииииииииииииииии!»
Я сидела, тупо уставившись в одну точку, дивясь собственной глупости. Все очевидно было, а я не признала. Профиль царя нашего Василия многократно на монетах видела. И царицу Анной зовут. Всё очевидно, но я не поняла.