Немецкая карта
Шрифт:
Конрад Аденауэр пообещал написать такое письмо, и согласие благодаря этому было достигнуто. Де–факто же Конрад Аденауэр, дав такое обещание советскому руководству, отступил от доктрины Хальштейна в обмен на освобождение 9626 немецких военнопленных из лагерей Советского Союза. Доктрина Хальштейна, опираясь на Основной закон, выражала требование федерального правительства единолично представлять интересы всей Германии в соответствии с нормами международного права. Цель этой доктрины заключалась в международной изоляции ГДР, то есть в недопущении ее признания государствами, не входящими в Восточный блок. Согласно этой доктрине, федеральное правительство не имело права устанавливать или поддерживать отношения на основе международного права с какими бы то ни было, за исключением СССР, странами, признавшими ее на дипломатическом уровне. Так, следуя этому принципу, Федеративная Республика после 1957 г. разорвала дипломатические отношения с Югославией, а в 1963 г. и с Кубой. Официально от
Для Советского Союза установление дипломатических отношений с Федеративной Республикой было настолько важным делом, что они тут же приостановили разработку плана по похищению главы Федеральной разведывательной службы (BND) Рейнхарда Гелена.
Репатриация немецких военнопленных была первым случаем «торговли людьми» после окончания Второй мировой войны, за которым в дальнейшем последовали многие другие, осуществлявшиеся в рамках развития внутригерманских отношений. Возвращение военнопленных на родину стоило той уступки, на которую пошел Конрад Аденауэр. За это мы должны быть ему вечно благодарны. Те немецкие военнопленные, что были отпущены домой в 1955 г., никогда не забывали об этой его заслуге.
Осенью 1979 г. русский генерал Книрков, первый советский военный атташе в Федеративной Республике Германии, во время нашей первой с ним беседы в Бонне определенным образом намекал, что «письмо» тогда «было получено» и в конечном итоге привело к приглашению Конрада Аденауэра посетить Москву. Было ли это первым письмом, за которым потом по инициативе Булганина, возможно, последовало «настоящее», второе, подписанное Конрадом Аденауэром? Советское руководство испытывало тогда, с уходом Сталина, чувство неуверенности, тем не менее оно хотело прозондировать, какие намерения могли бы скрываться за этим весьма своеобразным письмом Булганину. Булганин, Хрущев, Маленков и Берия, тогдашний глава советской разведки, прочли это письмо — в этом я после беседы с Книрковым в Бонне совершенно уверен. Это письмо, вероятно, можно найти в каком–нибудь сейфе в подвалах КГБ, ныне именуемого ФСБ (Федеральная служба безопасности), в Москве. ФСБ располагается в том же здании, в каком располагался прежде КГБ, и живет и действует по тем же традициям. Письмо было написано от руки, а не напечатано на пишущей машинке с кириллической клавиатурой, как это можно было бы сделать сегодня; но для русских специалистов, которым пришлось его переводить, это не имело особого значения. Тут самое время заметить, что в русских канцеляриях вплоть до конца 50–х гг. рабочий процесс обеспечивался самыми примитивными техническими средствами. Русские готовились к осуществлению космического полета, приступили к строительству самых современных подводных лодок, привлекая для этой цели немецких офицеров–подводников, сидевших в лагерях военнопленных. Однако в областях, которые казались им гораздо менее важными, для них был характерен поистине умопомрачительный бюрократический примитивизм. При всем том во главу угла ставился итоговый результат. При такой постановке вопроса было совершенно не важно, достигался ли этот результат с помощью электрической пишущей машинки новейшего образца марки IBM или же «детской арфы», если выражаться нашей уничижительной терминологией, принятой среди военнопленных. «Арфа» эта представляла собой не что иное, как счеты, на каких считали в детских садах, тем не менее, пусть со скрипом, она приводила «специалиста» к результатам, получаемым на удивление быстро. Но так ведь, как считали мы до 1945 г., невозможно выиграть войну! А вот и нет — выиграть было можно!
Пребывание в плену было, между прочим, своеобразной высшей школой жизни, благодаря которой мы, немецкие солдаты, поняли, на что способны люди в крайних ситуациях, какие страдания и лишения способны перетерпеть, но вместе с тем и на какие жертвы готовы пойти ради товарищей. К тому же мы узнали истинный характер русских людей, которых мы прежде совершенно неверно оценивали.
В 1953 г. я мечтал о новом времени в отношениях между Германией и Россией. При этом, однако, я вовсе не думал вновь стать когда–нибудь солдатом. Исходя из содержания бесед с представителями русской «интеллигенции» (автор употребляет написанное латиницей русское слово, заключая его в кавычки. — Примеч. ред.) во время нахождения в плену, я полагал, что тайная надежда русских на взаимопонимание с немцами воплотится в реальность еще в этом столетии. Русские стремятся, как я полагал, к прочному миру с Германией. Россия с новой Германией в качестве друга способна противостоять всему миру, считали образованные русские. Они воспринимали войну уже как прошлое. Но они опасались высказывать такие мысли открыто.
Возвращение домой из советского плена последнего военнопленного спустя десять лет после окончания Второй мировой войны я воспринимал как момент счастья. Глядя на фотографии, сделанные при этапировании военнопленных на родину, я плакал, как плакали многие вокруг меня. Вернувшись домой из плена на чужбину, на Рейн, я, между прочим, восстановил связь с русскими, которые были моими собеседниками в годы плена, и долгое время мне удавалось не давать ей оборваться. Уже совсем недавно один русский тех времен пытался связаться со мной через Красный Крест. Но мне думается, что сегодня установление связи таким способом, пожалуй, утрачивает свой смысл. То время кануло в Лету. Пусть оно покоится там с миром.
В духе Шарнхорста
Спустя два года после того, как я послал письмо Булганину, 12 ноября 1953 г., тогдашний Федеральный канцлер Конрад Аденауэр приветствовал в окутанном романтической дымкой городе Андернахе на Рейне первые части новых немецких вооруженных сил. Солдаты стояли, выстроившись в линию в три ряда, офицеры — на правом фланге. Внешний облик нового солдата был несколько непривычен для стороннего наблюдателя этой сцены. Обмундирование представляло собой традиционную солдатскую форму с элементами американского стиля. Даже знаки различия ничем не напоминали те, что были приняты во времена рейхсвера и вермахта. В этот день, специально выбранный политическим и военным руководством в Бонне, исполнялось 250 лет со дня рождения прусского военного реформатора генерала Герхарда фон Шарнхорста. Шарнхорст в свое время указал прусскому солдату новые пути в будущее, по сей день не утратившие своей значимости. Благодаря ему гражданские лица наконец–то получили возможность производства в офицеры,он отменил в армии телесные наказания и ввел принцип повышения в звании «за заслуги».
Основополагающий тезис генерала, заключающийся в том, что все жители государства обязаны защищать его по факту своего рождения, привел к созданию народного ополчения, а в конечном итоге и к введению всеобщей воинской повинности. Шарнхорст был военным мыслителем, теоретиком, стратегом и боевым командиром. Он был тяжело ранен в битве под Гроссгёршеном, а 28 июня 1813 г. в Праге.
Герхард Шарнхорст являет собой пример того, чему должен следовать современный солдат, в том числе солдат бундесвера. Его мысли простирались далеко за горизонты своего времени. В его личности характерные особенности кадрового военного удивительным образом соединялись с качествами политика и государственного мужа. Если сегодня, спустя несколько лет после 250–летнего юбилея Шарнхорста, возникает необходимость серьезно поразмышлять о новой системе устройства вооруженных сил в Германии и Европе, то политикам и военным стоит вспомнить о реформаторах Шарнхорсте, Гнейзенау, Бойене, Грольмане и Карле фон Клаузевице — как это уже было в 1955 г. Эти реформаторы еще 200 лет тому назад предвидели контуры современных вооруженных сил и смотрели на многие, многие годы вперед. В сущности, они создали основные предпосылки для обеспечения солдатского бытия в условиях существования демократии при том, что служили в ту пору королю.
Исходя из этих идей прусских военных реформаторов, я представляю свою третью книгу, посвященную теме, в которой основными объектами осмысления и обсуждения являются Германия и немцы, служившие и служащие своей стране в качестве солдат. Вместе с тем эта работа предоставляет читателю возможность заглянуть за кулисы новейшей и новой истории. Ее можно считать своеобразным продолжением книги «Из Мазур на Рейн — возвращение на чужбину» (Грац, 2003). А еще она имеет целью рассказать о том, каким образом солдаты различных народов в особом качестве и в особых ситуациях, связанных как с политической, так и с военной сферой, должны выполнять свой долг и в равной мере сознавать и соблюдать границы, в рамках которых они могут действовать, что приобрело очевидную актуальность именно в последнее время в связи с акциями бундесвера за пределами ФРГ. Солдат — будь то американец, англичанин, француз, немец, итальянец или австриец — обязан соблюдать требования международного права, причем, в частности, и там, где международное и гуманитарное право нарушается другими. Действие этого принципа распространяется теперь и на подготовку, предусматривающую действия в боевых условиях.
Инциденты в казармах бундесвера, участниками которых были младшие командиры после своей опасной зарубежной миссии в Косово или Афганистане, обремененные ужасом, пережитым в ходе боевых столкновений, не только свидетельствуют о неверном понимании подготовки, нацеленной на «войну в современных условиях», но и побуждают сделать заключение о том, что военное руководство и военная подготовка должны соответствовать существующим свойствам личности человека. В этом вопросе, как утверждал кёнигсбергский философ Иммануил Кант, недопустима половинчатость.
Насколько тяжело соблюдать международное право и законы гуманности, показывает сегодня борьба против международного терроризма. Террорист не подчиняется нормам международного права. Он воюет в зонах военного противостояния, которые сам определяет, и по законам, которые сам устанавливает. Что же касается защищающейся стороны, то она при осуществлении мер, направленных на отражение террористических операций, не обладает неограниченным выбором средств. Она обязана и при осуществлении своих военных акций, связанных с обеспечением безопасности, в любой ситуации неукоснительно соблюдать международное право.