Немецкая любовь Севы Васильева
Шрифт:
— Кто у тебя остался в России?
— Трудно объяснить словами. Нет таких слов. Не могу передать все нюансы.
Целый месяц отец делал всё, чтобы у Севы проснулись сыновние чувства. Знакомил с многочисленными родственниками и друзьями, возил на свои предприятия, пытался увлечь производственными проблемами. Показывал, какие жизненные перспективы откроются, если продолжит его дело. Увидел равнодушие Севы к производству, переключился на археологию.
— Влечёт археология — в нашей стране у неё глубокие корни,
Уговоры отца, его связи, материальные блага, ожидавшие, если останется, не убедили Севу отказаться от решения вернуться домой в Стародубск. С предательством Марики порвалась тонкая нить, связывающая с чужой страной и отцом.
Расстроенный, отец ушел, не попрощавшись, Сева подумал, снова решил позвать переводчицу. Но он не вернулся.
***
Елена опять перебила длинный монолог мужа.
Всё рассказываешь об отце, своих приключениях, расписываешь мне красоты мест, где побывал. Я жду объяснений, что у тебя было с Марикой! Неужели не влюбился в красавицу, богатую наследницу?
— Что сказать? Приехав из маленького провинциального городка, конечно, был ошарашен, удивлен, сражен новой обстановкой, поражен вниманием, оказанным мне — детдомовцу, окружением красивых молодых женщин. В первые же дни влюбился в свою переводчицу, потом в Марику, которая часто подменяла её. Ничего серьезного быть у нас не могло. Марика была помолвлена, жених — преуспевающий адвокат, а я кто — необразованный мужлан в её глазах.
— И наследник крупного состояния.
— Об этом никогда не думал. Марика, кстати, тоже из семьи не менее обеспеченной, чем Клуге, может и более.
— Если всё, как рассказываешь, с какой стати через двадцать лет напомнила о себе, ваших поездках? А поцелуи и письменные уверения в любви? Пытаешься убедить, что между вами ничего не было. Не верю. Читала о западной молодежи шестидесятых — семидесятых, о нравах, царивших в то время в их среде.
— Последние строчки её письма ни о чем не говорят. У них приняты уверения в любви и поцелуи. Кстати, в последнее время эта западная традиция — поцелуи и объятия при встречах и у нас распространилась, не так ли?
***
Поговорив с Севой в очередной раз, так и не убедив остаться, г-н Клуге понуро побрел на свою половину дома и долго не ложился в ту ночь. В одиночестве пил виски, рассматривал фотографии сына, сделанные недавно, сравнивал со снимками Кэт. Переживал свое бессилие переубедить сына.
Не мог заснуть после трудного разговора и Сева. Тоже переживал, жалел отца. Успел привыкнуть, и если не полюбил, то привязался, проникся симпатией. "Как жить, зная, что далеко, в другой стране стареет одинокий отец"?
Постучала Марта, предложила разобрать постель. Сева выпроводил ее, сам приготовил, и прежде, чем лечь, нажал кнопку остановленного еще днем магнитофона. Комната наполнилась разудалой цыганской мелодией, отвлекла не надолго от грустных переживаний, напомнила свадьбу. Под эту мелодию танцевал когда-то с Ларисой в заводской столовой, где им устроили показательную комсомольскую свадьбу. Сейчас было не до цыганщины, он поднялся, прокрутил пленку и остановился на медленной меланхолической мелодии, мысли снова вернулись к отцу и он незаметно задремал.
Проснулся от чьего-то прикосновения. Открыл глаза — рядом стоит Амалия. Подумал, продолжаются сновидения. Глянул на магнитофон, катушки крутятся, кто-то поет по-русски. Амалия в халате, листает журнал, с которым он заснул. Увидела, что открыл глаза — улыбнулась, показала на страницу с раздетыми девицами, что-то сказала и засмеялась. Сева подумал, что видит сон про первую ночь у отца, только почему-то вместо Марты Амалия. Всё повторяется, девушка в халате, еще более привлекательная, и говорит на русском, но что, — не понятно.
— Вижу свет, слышу — музыка, постучала — молчишь. Решила, посмотрю, почему не спишь — заговорила Амалия. — Она наклонилась, грудь выскользнула из-за полы халата, и Сева окончательно проснулся.
"Амалия! Решилась придти! Девушка, в которую влюбился, едва увидел, в первый день приезда. Был готов на всё, только бы ответила взаимностью. Как это было давно!.. — После Марики Амалия перестала быть для него женщиной. Осталась помощница, переводчица… — Решилась придти!" — пронеслось в мозгу.
— Который час, знаешь?.. Не спится — сходи, проветрись.
— Гонишь… Об отце хочу поговорить. Не переживет твой отъезд.
— Что могу поделать? Тянет домой. Не приживусь тут. Постоянно обращаться к тебе за помощью?
— Язык не проблема. Я русский выучила за первые два университетских курса, сейчас читаю ваших поэтов в подлиннике. Ты научишься языку быстрее. Отец наймет лучших педагогов.
— Сказать это пришла среди ночи?
Амалия загадочно улыбалась. Выглядела сногсшибательно, не горькие мысли о Марике, секунды не сомневаясь, включился бы в её игру.
— Не только. Может, соблазнить. Мужчина молодой, давно без секса. Заменю, сбежавшую к жениху, подружку?
Сева молчал, думал. Всё слишком неожиданно. На Амалию, в наполовину распахнутом халате, старался не смотреть.
Амалия не ожидала такой пассивной реакции на ночной визит.
"Русские и впрямь не такие как все", — она отошла к окну и отвернулась. С первого мгновения на вокзале в Кельне, Сева понравился ей. Высокий рост, спортивное сложение, симпатичное лицо, главное — сын миллионера. "Вот кого заполучить бы в мужья!" Подумала, и сразу же отвергла эту мысль. — "Не для меня мальчик. Не стоит и пытаться, босс, не колеблясь, выставит".