Немецкая мечта
Шрифт:
– Ну, что же, сыночка, надо постоять: видишь – в кои-то веки «выкинули», когда ещё это можно будет купить…
Слово-то какое – «выкинули». Как будто кто-то, от собственного переизбытка, кинул собаке кость – на, получай, пока я добрый…
Я помню, что ничего нельзя было «достать». Тоже словечко показательное. Всё, что человек хочет иметь, и что может иметь, не прикладывая особых усилий, как это происходит во всех нормальных странах, у нас надо было «доставать», то есть прикладывать усилия, совершать чудеса изобретательности, искать нужные «связи»… Связи! Для того, чтобы «достать» джинсы, магнитофон или комнатную мебель, нужны были связи… У нас, видимо, «связей» не было, поэтому в нашей двухкомнатной хрущёвкае в Новосибирском Академгородке стояла типовая мебель, такая, какую можно встретить в любой среднестатистической квартире – бийская «стенка», диван-кровать и два кресла с продавленными сидениями, а ещё цветной телевизор «Рубин», на который ушла в своё время зарплата отца за целый месяц. Перед тем, как рухнул «совок», невозможно было «достать» даже самое необходимое, например, предметы гигиены, зубную пасту, щётку, мыло, то есть то, что составляет элементарные потребности человека. Помню длинные хвосты очередей, состоящих из озлобленных, растерянных людей с ожесточёнными лицами, на которых, однако, лежала печать рабской покорности. Чему? Обстоятельствам? Такой жалкой жизни?.. А потом настал реальный голод. Отцовской зарплаты не хватало даже на самое необходимое. Питались одной сплошной капустой – квашеной, тушёной, сырой… До сих пор её ненавижу. И в то же время появились первые метастазы невиданного пока ещё капитализма в виде коммерческих киосков или попросту «комков». Там, в этих «комках», вперемешку продавались – китайские джинсы, женские кофточки со стразами, синтетические кексы и – шоколад. Только стоил этот шоколад, как и всё остальное, столько, что я, втянув голову в плечи, пробегал мимо, чтобы дома поужинать надоевшей капустой.
А тут, в международном аэропорту, на островке западной жизни, такой неведомой и заманчивой, на блестящих прилавках, выложены пакетики с заморской едой, выставлены бутылки с элитным алкоголем, разным, а не вездесущим спиртом «Absolut», благоухают духи в розовых и янтарных флакончиках… Мы прошлись мимо этих рядов, облизываясь, так как валюты у нас тогда не было, а потом нас пригласили на посадку.
Я поднимался по трапу с дрожащими коленками. Мне всё казалось, что кто-то остановит меня, задержит, запретит, помешает улететь! Но, разумеется, никто не остановил… Судьба! Das Schicksal… Я отвернулся. Взгляд мой обратился к самолёту, чрево которого поглощало пассажиров: белый самолёт с крупными чёрными буквами «Lufthansa», синим, как небо, хвостом, и на фоне этой синевы – жёлтое солнце, а в нём – силуэт птицы, взмывающей в небо… На миг подумал, что и я, подобно птице, сейчас полечу ввысь, к новой жизни… Я бегло взбежал по трапу, который для меня был в этот момент той самой Stairway to Heaven – «лестницей в небеса»… Шаг – и с трапа, стоящего на русской земле, я перешагнул на территорию немецкого государства, которое для меня ассоциировалось с салоном самолёта авиакомпании «Lufthansa», переступил черту, отделяющую Россию от Германии, отрезающую старую, никчёмную жизнь от новой, неведомой, но безусловно прекрасной жизни, которая ждёт меня в будущем.
– Котик, ты уверена, что мы поступаем правильно? – раздался сзади меня истеричный шёпот отца.
– Разумеется! – сказала, как отрезала, мамаша.
– Ох, что будет, что будет… – разохался отец, протискиваясь между рядами со своими чемоданами. Всё страдает от того, что уволился из своего родного института, где он проработал всю жизнь.
Но вот наши места. Сели. Пристегнули ремни. Я с любопытством осмотрелся. Салон новенький, всё стерильно чистое, аж хрустит. Пассажиры рассаживаются по своим местам. Все в возбуждённом настроении, как это всегда бывает перед дальней дорогой.
Самолёт разбежался, оторвался от земли и, покачиваясь, стал подниматься в небо. Неужели моя мечта сбылась?!
Пока продолжался полёт, я вспоминал события, которые предшествовали нашему отъезду.
Это было чуть больше года назад. Я заканчивал 11 класс. Отец с упоением занимался наукой за копейки в своём институте. Мамаша состояла переводчицей при иностранных делегациях, приезжающих в наш Академгородок. И вот, во время какой-то крупной международной Конференции, на которую съехались учёные из разных стран, она познакомилась с Отто Беккером. Он был профессором, работал в DLR (Немецкий Центр воздушно-космических полётов), что-то типа американской NASA. Обменялись визитками. А через некоторое время её посетила идея написать господину Беккеру и только узнать, нельзя ли отцу устроиться в этот DLR. Тогда идея её казалась бредом, неслыханной дерзостью. Никто не воспринял её всерьёз. Однако зря мы с отцом подсмеивались над мамашей. В Германии после падения Берлинской стены была разработана программа привлечения российских учёных, чтобы они продвигали немецкую науку. Так что после того, как пришёл положительный ответ, мы были в шоке. Неужели мечта свалить из России может осуществиться?! Верилось с трудом. А свалить из России в те смутные времена мечтали все. К американскому посольству тянулись длинные, на несколько кварталов, очереди желающих на себе испробовать американскую мечту. А быть евреем неожиданно оказалось выгодно. Даже самые что ни на есть чистокровные русские стали выискивать в своей родословной следы избранного народа… Я, разумеется, как и многие, мечтал свалить из «совка». Только не представлял, как. Не еврей. И вдруг возможность уехать приблизилась вплотную, и недосягаемая мечта стала обретать черты реальности, обрастать бытовыми деталями, выстраиваться в последовательность действий. Отто Беккер сообщил, что неплохо бы отцу в самое ближайшее время подъехать для переговоров. Легко сказать – подъехать! А ничего, что это другая страна? Что у нас вообще-то с деньгами не всё так благополучно, чтобы вот так просто взять – и прилететь. Но и тут помогла общительность и предприимчивость мамаши. Как раз прошлым летом – ну, тут всё одно к одному, если это судьба – мать с отцом отдыхали на Чёрном море и познакомились с супругами – Альбертом и Кариной, настоящими немцами из Берлина, которые, по какой-то неведомой прихоти, отдыхали в Сочи. Обменялись контактами. Мамаша, словно предчувствовала, что они могут быть полезны, регулярно звонила им и писала письма. И когда они уехали, связь не прекращалась – и однажды супруги пригласили мать с отцом в гости, чтобы они, бедные, хоть откормились, ведь в России голодно, смутно и не понятно, что будет дальше. Мамаша вежливо поблагодарила их и почти забыла о приглашении. Но быстро вспомнила. Каким-то чудом родители раздобыли деньги и рванули к своим знакомым в Германию.
Помню момент их возвращения: оба взволнованные, счастливые, ввалились в квартиру с полными сумками и сразу пустая, притихшая квартира наполнилась эмоциональными возгласами мамаши, сдержанными комментариями отца, на кухонный стол выгрузили баночки, пакетики, тюбики с надписями на немецком. За этим первым после возвращения родителей семейным ужином они, перебивая друг друга, хотя говорила в основном мамаша, рассказали, что из Берлина, где проживали их знакомые, они сгоняли в Гёттинген, встретились с Отто Беккером, который представил отца руководству DLR. Собственно, тогда же они подписали контракт, по которому отец обязан был приступить к своим служебным обязанностям с 1 ноября 1992 года. Родители взахлёб рассказывали, как классно в Германии – и чистота, и европейская цивилизованность, и снабжение… Да что говорить – посмотри на стол. Вкусно? А ведь это – малая часть того, что там есть. А что там есть – джинсы? Я тебя умоляю… Музыкальная аппаратура? Не смеши меня – разумеется!.. И, главное, машины! Тут же было рассказано, как Павел Игнатьевич, ну, тот старший научный сотрудник из отцовского института, накопил деньги на машину, да не на какой-нибудь «запорожец» или «москвич», а на «жигули» последней модели (кажется, девятой), однако купить автомобиль, вот так, сходу, было нельзя – очередь. А очередь дойдёт… посчитали – прослезились, только через тридцать лет. Впрочем, такое творилось ещё при социализме, сейчас, может, и по-другому, просто денег ни у кого нет… Машина! Я мечтал о ней с детства! Я так всегда презирал отца за то, что у него никогда не было ни машины, ни даже прав на неё. Всю жизнь, как последний лох, на общественном транспорте ездил… Вот послал же Бог отца! Эх… Машина! Да мне хотя бы «москвича» самого простого… Но – сейчас, за семейным ужином, я другими глазами смотрел на родителей. Я считал их лузерами, неудачниками, и как приятно было осознать, что я ошибался, что мозги отца, оказываются, кому-то нужны, что мамаша вообще молодец – смогла эти мозги «продвинуть» и выгодно «продать», без неё-то он, конечно, ни на что не способен… В тот момент я почувствовал, что начинаю уважать моих «стариков»… Тут же, прихлёбывая баварское пиво, родители составили план: до отъезда мы с отцом усиленно учим немецкий, я, окончив школу, поступаю в институт – любой, лишь бы отсрочку от армии получить… Помню, как мамаша заливисто смеялась, как сверкали её карие, чуть раскосые, глаза. Помню, как более сдержанный отец, то заражался её весельем, то, озабоченно хмурясь, повторял:
– Котик, а если не выйдет? А я из нашего института уволюсь… А назад, может, и пути не будет.
– Замолчи, котёнок, всё будет, вот увидишь! Терять нам нечего.
– Да, но мы едем всего на год. Контракт-то – на год. А вернусь я – и что?
– В свой институт ты всегда сможешь обратно устроиться, я тебя уверяю! После Германии, после работы в DLR – возьмут, как миленькие. А мы за этот год хоть денег подзаработаем.
– Ой, не знаю… Говорят же – лучше синица в руке, чем журавль в небе…
Тут уже не выдержал я:
– Послушай, папа, мама дело говорит! Хватит ныть! Она тебя пристроила – радуйся! Сам-то ты, без неё, никуда.
– Это что за тон?
– А какой заслужил!
– Мальчики, не ссорьтесь! Скоро у нас начнётся новая жизнь!
Честно говоря, я долго не верил в то, что затея с отъездом в Германию осуществится. У мамаши было много проектов: она постоянно активничала – с кем-то знакомилась, о чём-то договаривалась, ей много кто чего обещал, но всё как-то не везло.
А время шло. Я закончил школу, подал документы в НГУ на математический, но не добрал одного балла. А в пединститут меня взяли сходу. Учёба на матфаке давалась мне легко. Дружбы ни с кем я не заводил, а зачем? Всё равно скоро уеду и уже не увижу их всех никогда. Я ощущал превосходство перед своими однокурсниками, как будто я избранный, и скоро за мной прилетит космический корабль, который заберёт меня на другую планету с более развитой цивилизацией.
… А тем временем наш полёт продолжался. Приветливая стюардесса в форме авиакомпании «Lufthansa» прошествовала с тележкой, на которой стояли спиртные напитки: пиво в маленьких пивных стаканчиках, бокалы с красным и белым вином, деликатные рюмочки с коньяком… Родители мои – не любители спиртного, а я, ну, просто не мог себе отказать, чтобы не протянуть руку за рюмкой коньяка, который я тут же и выпил залпом под неодобрительные взгляды родителей.
– За новую жизнь! – произнёс я запоздалый тост, который прозвучал как оправдание.
Вот она – новая жизнь. Уже на борту самолёта я – за границей. Уже здесь всё не так. Салон чистый и новый, не то, что в наших самолётах. А стюардесса… Как ангел-вестник, сопровождающий меня в счастливое будущее. На ней даже фирменный костюм не такой, как у наших бортпроводников, не унылый тёмно-синий, а сияющий жёлтый, как солнце, со значком-эмблемой с изображением птицы в солнечном круге. Такой вид уже создаёт определённый настрой…
Но вот самолёт пошёл на посадку и вскоре приземлился на немецкой земле. Итак, наш перелёт из прошлого в будущее закончен… В тот момент я был уверен, что обратной дороги нет. Я с любопытством осматривался вокруг, впитывая в себя всё, что видел, и сразу старался привыкнуть к новому и полюбить, так как уже считал Германию своей новой родиной и, опять же, был на сто процентов уверен, что проведу здесь всю свою жизнь, реализуюсь по полной программе и, когда-нибудь, в далёкой и призрачной старости, закончу на этой, пока ещё чужой, земле свой жизненный путь…