Немецкий детектив
Шрифт:
Хесслер действительно умел быть благодарным, Циммерман знал это, потому что по дороге проштудировал досье Хесслера, подготовленное инспектором Денглером. Из него он узнал, что Ханс Хесслер родился в 1923 году в Данциге. Отец его был учителем в средней школе, а мать умерла после родов. Детство Хансик провел у бабушки, которая получала на него небольшое пособие. Выучился на автомеханика и в этом ремесле достиг неплохих результатов. Был членом Гитлерюгенда и нацистского автоклуба. В войну служил шофером у старших офицеров и даже одного генерала, сначала на Восточном, потом на Западном фронте. Получил серьезное ранение в живот. Данные за 1945–1947
Только Циммерман собрался начать с Хесслером разговор о том, что тот делал и где был в пятницу между десятью и двенадцатью ночи, как к автомобилю примчался с кладбища Анатоль Шмельц. Он не слишком удивился, увидев Циммермана в машине с Хесслером, только огорченно спросил:
— Что это делается? Только что арестовали Вардайнера, а с ним и Гольднера. Прямо на кладбище…
— Разве вас это не радует?
— Конечно, нет! — заявил Шмельц. — Значит, нечто подобное может произойти с любым, в том числе и со мной!
— А знаете, это вполне возможно! — заметил Циммерман.
Из рапорта ассистента фон Готы о результатах командировки в Афины — запись его беседы с Еленой Д.
Елена Д.: Я была студенткой университета, но подрабатывала, помогая по хозяйству, у Марии К. Когда у моей хозяйки собиралось светское общество, приходилось подавать на стол. Платили мне по здешним меркам прилично.
Мария К. — наша известная актриса. С нами, то есть со слугами, держалась вполне демократично. А вообще-то, дома вела себя по меньшей мере беззаботно. Не закрывала ни двери, ни окна. Свой актерский талант использовала и при встречах с поклонниками. Так, когда ее навестил стареющий генерал, она провела столь агрессивную атаку, что за нее не стыдно было бы даже бригаде тяжелой кавалерии, и наоборот, когда у нас появился доктор Шмельц, превратилась в наивную и поэтичную натуру. Но после этих представлений всегда утоляла похоть со своим шофером, красивым молодым культуристом.
В тот вечер, который вас интересует, все проходило немного иначе. Я сидела в саду и слышала все через раскрытое окно. Первым гостем у нашей хозяйки был Хорстман. Казалось, они неплохо провели время, но потом Хорстман стал все настойчивее расспрашивать хозяйку, выпытывая все что можно. Когда он ушел, явился доктор Шмельц. Человек, у которого уже не было сил ни давать, ни получать наслаждение.
Едва войдя, он предупредил Марию К.: «Будь с Хорстманом осторожна. Ничего хорошего от него ждать не приходится. Ты, наверно, в этом уже убедилась». — «Ну, я его знаю только мельком, — ответила хозяйка, — а в чем дело?» — «Мне в руки попали наброски его статьи о Греции, — сказал Шмельц. — Пойди это в печать — будет катастрофа. Для нас, для нашей любви и для твоей страны, которую мы оба так любим».
И вот Мария К. быстро выпроводила Шмельца, но прежде чем призвать своего мускулистого шофера для оказания обычных услуг, долго беседовала по телефону с шефом афинской полиции. И этот разговор тут же вышел Хорстману боком…
Один из полицейских в штатском, сопровождавших прокурора Штайнера, загородил путь Вардайнеру и Гольднеру.
— Будьте так любезны следовать
— С удовольствием! — Гольднер почуял сенсацию.
— По какому праву вы нас задерживаете? — возмущенно запротестовал Вардайнер. — Полиции не дозволено ограничивать личную свободу граждан!
— Разумеется, — вмешался прокурор Штайнер, — если нет решения судебных органов. А в вашем случае оно есть!
— Но это абсурд! — выкрикнул Вардайнер так громко, что его услышала минимум половина траурной процессии. — Это провокация! В чем вы собираетесь меня обвинить?
— В растлении несовершеннолетних с использованием служебного положения, — заявил прокурор. — Мы вас задержали для того, чтобы допросить, прежде чем вы попытаетесь уничтожить улики или иным образом затруднить расследование.
Вардайнер задохнулся и схватился за сердце.
— Что вы себе позволяете? Знаете, с кем имеете дело?
— А в чем же обвиняюсь я? — спросил Гольднер.
— В сводничестве, — безапелляционно объявил Штайнер. И приказал: — Увести их!
Из донесения сотрудника полицейского участка, в чей район входят окрестности Монгских водопадов:
«По документации местных властей мы установили, что вилла доктора Шмельца числится в общине Клостернойланд. Туда была отправлена патрульная машина.
По пути к дому № 139 они встретили красный «ягуар» с двумя пассажирами. Попытки остановить, а потом преследовать «ягуар» не дали результата. Красный «ягуар» направился в сторону Зальцбурга. Дорожная полиция предупреждена».
— Господи, опять вы! — Анатоль Шмельц как куль с песком упал на сиденье. — У вас удивительная способность вызывать одни неприятности и проблемы, где бы вы ни появились!
— Совсем напротив, герр Шмельц, мы всегда появляемся именно там, где эти проблемы уже возникли. — Циммерман тем временем изучал донесение о поисках в Клостернойланде. Пробежав глазами, вернул его Ляйтнеру, а сам повернулся к Шмельцу. — Не думайте, что нам облегчает задачу вечное недоверие, причем даже у людей в таком положении, как ваше!
— А вы попытайтесь завоевать мое доверие, — раздраженно бросил Шмельц. — Можете вы мне, наконец, сказать, что с моим сыном Амадеем?
— Наши сыновья в эту минуту мчатся по автостраде Мюнхен — Зальцбург, направляясь на юг, — ответил Циммерман. — Вашу виллу в Клостернойланде они успели покинуть до приезда полиции. Видимо, кто-то предупредил их по телефону.
— Не я, — торопливо перебил Шмельц, — я с этим ничего общего не имею!
— Верно, как обычно, за вас это сделал кто-то другой.
— Уж не думаете вы, что это был я? — забеспокоился Хесслер, внимательно прислушиваясь к разговору. — Но ведь вы не можете…
— Вы и вправду думаете, что не можем? — спросил Циммерман.
— Герр доктор, — Хесслер умоляюще взглянул на хозяина, — понимаете, почему они насели на меня?
— Ни слова больше, Хансик! — Шмельц моментально сосредоточился, все признаки усталости тут же исчезли. — Не отвечай ничего. Только в присутствии адвоката! Я немедленно о нем позабочусь!
— Думаю, им, как обычно, будет доктор Шлоссер? — ухмыляясь, переспросил Циммерман. — Но кто бы им ни был, ни одному адвокату ничего уже не изменить!