Немезида
Шрифт:
Он закрывает глаза, чтобы сдержать раздражение в голосе. Этот охранник — как его зовут, Гунер? — в конце концов, просто жертва. Жертва умного маленького сфинкса, который, по-видимому, очень хорош во лжи.
— Она говорила, зачем я послал ее в Лицей? — как абсурдно звучит этот вопрос. Если он хотел скрыть тот факт, что Сепора проявила непокорность по отношению к нему, он сделал своё дело не особо хорошо.
— Думаю, ей был нужен Лингот.
— Я — Лингот, Гунер.
— Да, Ваше Величество. И очень хороший, в этом я уверен, Ваше Величество. Я просто подумал,
Тарик отмахивается от него.
— Ладно, Гунер. Всё в порядке.
А что тут еще можно сказать? Мужчина действовал так, потому что действительно верил, что это приказ короля. Если бы Рашиди был здесь, он бы немедленно упал в обморок. О чем я думал, принимая на работу такую избалованную смутьянку, как Сепора, в качестве помощника для своего близкого друга? Что это говорит о моём здравомыслии? Отец, конечно, лишил бы его титула короля Сокола, если бы стал этому свидетелем.
Он задается вопросом, как госпожа Сепора справилась с Линготом, которого наняла для своей глупой авантюры. Конечно, Лингот услышал бы ложь в ее тоне, как бы гладко она не преподнесла ее. Он знает, что существуют способы сжульничать в разговоре с Линготом. Но обучение в Лицее научило его распознавать такой обман; может Сепора выбрала одного из учеников, которые еще не могут признать обман?
Гордость пирамид, и что она задумала?
Тарику хочется закрыть лицо руками, но делать это в присутствии всего двора в лучшем случае неприемлемо. Если уже на то пошло, он должен прятать лицо из-за увеличившегося числа случаев чумы, о чем сообщили ему на суде. И дворяне, и женщины смотрят на него косо, словно он знает лечение, но скрывает его от них. Было ужасно трудно успокоить высший класс. Их дети, слуги, супруги — они все страдают чумой. Они хотят знать, что против неё предпринимает король. А он только и может, что сказать: «Все, что в моей власти», и уверять, что Целители неустанно работают над поиском лечения.
А теперь это. Этот спектакль Сепоры при дворе, или вернее, не при дворе.
В целом, вина за происходящее лежит на нем, он знает, и должен это исправить. Если бы он только послушал Рашиди и отправил Сепору обратно в гарем, где, возможно, удвоил бы охрану и держал ее под замком. Если бы он думал в тот день головой, а не глазами. Если бы у нее не было таких проницательных серебряных глаз и очаровательного темперамента.
Очаровательного? Дурак! О, как он накажет ее за это. Ему нужно будет хорошо подумать о наказании, достойном такого проступка…
— Ваше Величество, это — возничий, которого я послал с ней, — говорит Гунер, указывая в дальний конец тронного зала на человека, направляющегося к ним.
— Простите, что мешаю, Ваше Величество, — говорит, задыхаясь мужчина. — Но барышня Сепора спрыгнула с моста Хэлф Бридж.
27. СЕПОРА
Я поднимаюсь по склону, совсем немного, только чтобы расположиться
— Он говорит, что здесь достаточно далеко, — сообщает она о нашем спутнике Парани. Он хотел отойти подальше от толпы зрителей — как людей, так и Парани — чтобы мы могли поговорить наедине. Я благодарна, что он вообще готов разговаривать со мной. Я вызвала настоящее волнение среди его народа и некоторые из них явно не одобряют этого. Саен сказала, что подслушала, как один из них сказал, что этот Парани — имя которого она определила как Сэд — слишком сумасшедший, потому что общается с нами.
Сэд остаётся в воде на расстоянии нескольких вытянутых рук. Он не спускает глаз с Саен, изучая ее, явно заинтересовавшись ее способностью переводить. Он открывает рот и издаёт ряд воющих звуков, которые издалека можно принять за беспокойное блеяние козы. Она кивает ему, затем поворачивается ко мне.
— Он хочет знать, чего мы хотим.
— Скажите ему, что нам нужен нефарит. Мы хотели бы получить разрешение Парани, добывать его из реки.
Воющие звуки, которыми она отвечает, звучат через нос и без плавности, и ее голос обрывается, когда она заканчивает. Она морщится.
— Боюсь, я не очень хороша в этом, — говорит она.
— Вы хорошо справляетесь, — подбадриваю я. — И я благодарна вам за усилия.
Сэд снова говорит, одновременно жестикулируя руками.
— Он говорит, что мы требуем слишком многого, хотя издевались над ними, сколько они себя помнят.
Сколько себя помнят… Они не животные. Корова не помнит даже, что ела накануне, уже не говоря о том, чтобы записывать историю своего рода. Я хочу указать Саен на этот факт, но по ее выражению лица вижу, что она уже сама сделала тот же вывод. Я сдерживаю улыбку.
— Издевались? В каком смысле? — спрашиваю я.
В Серубеле мы избегаем Парани, но ничего им не делаем. Если кто-то хочет добраться до Нефари, ему нужно спуститься в Низину, а серубелиянцы предпочитают оставаться в своих горах.
В этот момент я понимаю, что Саен бросает на меня удивленный взгляд. Я думаю об упрёке Сэда, что теореанцы издеваются над Парани и вспоминаю, как Чат и Ролан обращались со своей добычей. Они собирались позволить ей умереть медленной, мучительной смертью. Но, исходя из того, что я знаю по собственному опыту о Парани, преступникам теорианцам, которых столкнули с моста Хэлф Бридж, приходилось не лучше. Мелкие укусы все еще болят на моих руках, ногах и спине. Парани не спеша убивают свою пищу — по крайней мере, если это люди.
Саен крепко сжимает губы. Она не хочет задавать мой вопрос. Конечно, она уже знает ответ, она выроста в Аньяре, и мы говорили об этом в колеснице по дороге сюда.
— Мы должны знать, с чем имеем дело, и все, на что они жалуются. Нам нужна исходная точка для переговоров.
Ха. Переговоры. Как слуга слуги, в каком я положении, чтобы вести переговоры? Но, несомненно, я правильно истолковала страстное стремление в голосе короля. Если ему удастся получить нефарит, он сможет спасти свой народ от верной гибели.