Немезида
Шрифт:
Нет, не совсем ему. Я просто должна предотвратить войну. Существует разница между переходом на сторону врага моего отца и предотвращением разрушительного конфликта между двумя могущественными королевствами.
Всё же я не могу снабдить мальчишку короля спекторием; не в том случае, когда у него в Кайре, прямо под носом, лежит большое количество яда Скалдингов. И не в том случае, когда Рашиди так стремится напасть. Я не могу подвергнуть такой опасности Серубель. И я никогда не рискну, чтобы меня снова сделали рабыней для создания спектория.
Значит, я не должна давать ему средство для нападения. Но это не значит, что я не могу попытаться дать
Спекторий, который я создала и спустила в туалет в своей спальне, придал мне массу нервной энергии, которую мое тело едва выдерживает. Однако эта миссия потребует всю энергию, которую я могу собрать, и, хоть меня почти и трясет от силы, пронизывающей меня, я справляюсь, пока иду по темным коридорам дворца.
Так поздно вечером вход для слуг в западном крыле охраняет только один солдат, который следит за перемещением чернорабочих короля. У мужчины на голове шлем, и меч в ножнах, поверх голубой набедренной повязки — скорее всего, это цвет королевской гвардии, и он не скрывает своего удивления при моем приближении.
— Барышня Сепора, — приветствует он. — От меня вы не ускользнёте.
Насколько я помню, я никогда не встречалась с этим охранником. Он, возможно, был одним из многих, кто преследовал меня, когда я сбежала из гарема, или, может, он слышал рассказы о том дне от кого-то из своей когорты. Я борюсь с желанием съежиться. Это может быть труднее, чем я ожидала. Я не думала, что удастся выйти из дворца без объяснений, но я также не ожидала встретить охранника, который считает, что я пытаюсь убежать.
Я поднимаю подбородок.
— Я иду по приказу Его Величества.
Он поднимает бровь.
— Идете куда?
— В Лицей. Я должна привести оттуда Лингота.
— Король Сокол сам Лингот. Зачем ему услуги другого в столь ранний час?
Будь моя история правдивой, уместной реакцией был бы гнев. Так что мне нужно сейчас разозлиться.
— Вы смеете подвергать сомнению приказ короля? Разве королю для своих личных дел требуется ваше одобрение?
Он облизывает губы, выдыхая через нос.
— Это вы та, в ком я сомневаюсь, барышня Сепора. А не в Его Величестве.
— И каково наказание для того, кто препятствует слуге короля выполнять его приказы?
Его плечи слегка сутулятся, и я понимаю, что попала в точку.
— Я прислуживаю Его Величеству в отсутствие советника Рашиди, который несколько часов назад отбыл в Хемут, — продолжаю я. — Мне придется доложить непосредственно королю, если я случайно столкнусь с неприятностями или проблемами вроде этой, и теперь, конечно, мне придется разбудить его. Очень жаль, ведь он, скорее всего, только что заснул после вчерашних тревожных и напряженных событий.
Учитывая выражение ужаса в глазах охранника, я только что обеспечила себе свободу. О чём действительно стоит сожалеть, так это о том, что я не могу столь же убедительно лгать королю; однако, кажется, что я добиваюсь больших успехов, если встречаю не Лингота.
— Нет, барышня Сепора, нет никакой необходимости будить нашего доброго короля. Но прошу вас, позвольте позаботиться для вас о колеснице и эскорте. На базаре в это время бродит всякий сброд, а колесница сэкономила бы вам много времени.
Я не смею улыбаться, хотя триумф вызывает головокружение. Колесница и эскорт — это больше, чем я смела надеяться. Но я веду себя так, словно меня обременяет подобная задержка.
— Ну
— Сию минуту, барышня Сепора.
Поездка на колеснице в Лицей оказывается короче, чем я ожидала. Я надеялась, что у меня будет большее времени, чтобы продумать, что сказать невезучему Линготу, которого я выберу для своей поездки. Мне нужен опытный, а это значит, что мне необходимо быть осторожной в словах. Убедить охранника — это одно. Лгать Линготу — совсем другое.
Даже в тени, отбрасываемой лунным светом, Лицей — это каменное чудище с великолепными арками и освещаемыми факелами куполообразными входами. По мере приближения он становится все больше и больше, и я не начинаю восхищаться. Он такой же впечатляющий, хотя и не такой большой, как дворец.
У нас в Серубеле нет ничего подобного Лицею. Учить детей читать, писать и развивать торговые навыки — это обязанность родителей, поскольку у них есть для этого время дома. Все дети также обучаются основам боя с мечом и луком, традиция, переданная от наших самых ранних предков. У нас нет шикарных строений, предназначенных исключительно для обучения, как ранее указал любезно Рашиди. Украсить такое здание даже ещё более роскошно, чем замок в Серубеле — типично для теорианцев и показывает их стремлении к знаниям. И все же я не чувствую горечи, которую испытывала ранее из-за большого честолюбия; напротив, я даже ощущаю легкое восхищение зданием и его целью. Возможно, в Серубеле необходимо поощрять образование. Тогда отец не смог бы так легко убедить совет и армию поддержать войну с таким сильным королевством.
Я сглатываю и надеюсь, что мой спутник не заметит моих опасений, когда он останавливается перед большим зданием. Возница закрепляет уздечку на облучке и предлагает мне подождать, пока он приведет Лингота по поручению короля. Он исчезает в тени наверху лестницы.
Это лучший выход, на который я могла надеяться. В конце концов, мне даже не придётся убеждать Лингота сопровождать нас. Возница верит, что я здесь по поручению короля, и я надеюсь, что таким образом Лингот услышит правду в его словах, вместо лжи в моих. Король Сокол объяснил, что иногда он может обнаружить обман даже в словах третьего лица, хотя говорящий полагает, что произносит правду. Мне остается надеяться, что иногда в таких случаях он не может уловить ложь.
Спустя некоторое время, которое кажется мне вечностью, возница возвращается, за ним следует молодая женщина. На ней синие одежды, цвета королевской прислуги, и, кажется, она не перестаёт зевать. Она очень красивая, примерно моего возраста, но волосы у нее темные и короткие, и, словно шипы, торчат во все стороны. Сперва я предполагаю, что из-за спешки у нее не было времени привести в порядок волосы, но в светлеющем предрассветном небе вижу, что, на самом деле, она их так укладывает.
Я никогда не привыкну к теорийскому восприятию моды. Женщины носят либо очень длинные волосы, либо подстригают их очень коротко. Мужчины либо бреются на лысо, либо оставляют длинные пучки волос, заплетая их так, что они свисают сбоку или на затылке. Серубелиянцы, напротив, в личном уходе стремятся к более скромному и менее привлекающему к себе внимание подходу. Я смотрю на свою одежду: тонкое льняное одеяние, плотно обернутое вокруг тела и обхваченное ремнем. Ткань не достигает и середины бедра, и открывает плечи и ключицы. Меня публично выпороли бы за ношение такой одежды в Серубеле.