Немного о потерянном времени

Шабанн Дора

— Мне такое странно слышать. С Александром мы по научной деятельности все же пересекались периодически в последние годы, и он часто подчеркивал, что только Руслан у него остался из родственников, — задумчиво пробормотала, чувствуя, как внутри что-то вертится такое, а не ухватишь.

— Ага, по научной надобности. Скажешь тоже. Он все тебя обратно себе загрести хотел, а ты, наивная, верила, что он за учеников переживает. Доброта твоя, матушка, она, ну, как бы слишком уж велика… как и терпение. Не зря папа Влад

так бесился, — вот не надо лезть со своим ценным мнением молодому поколению, пока его не спросили.

Но у нас же демократия и гласность в семье! Влад приучил Руса, что тот может высказываться, не спрашивая разрешения. Он и высказывается. И всегда максимально некстати, ежки-плошки!

— Вы, юноша, скорее всего, правы, ибо Саша неоднократно обещал нам, что вскоре с вами вновь создаст семью, и всех-всех близких пригласит отметить знаменательное событие на новую дачу, которую специально для тебя, Риточка, купил. Так вот. Есть дама, утверждающая, что она воспитывает Сашиного сына.

— Прости-господи-Лидочка, — ахнул Рус.

А я вспомнила, что у меня в голове вертелось-крутилось:

— Когда Александр попал в больницу перед самым нашим разводом, я его навещала, и он мне сказал такие слова: «…если вдруг когда-то к тебе Лидка явится с якобы моим ребёнком — гони в шею…».

— Да-да. И мне Саша говорил то же самое: не его ребенок и точка. Но так уж вышло, что она, эта дама, старшая сестра Лидии, подала заявление нотариусу по наследственным делам, которому попало дело Александра. Меня сразу же известили, ибо я с документами уже был у них раньше.

— То есть она требует установление отцовства и на этом основании — долю наследства?

— А чего раньше на алименты не подали? Говорят, можно по суду установить отцовство, — блеснул знаниями Рус. Это они с Гохой и Агатой недавно разбирали в статье, которую Гоха писала, а Агата, как помощник нотариуса, консультировала.

— Истинно так, существует такая практика. Почему раньше не подали, а ребенку, между прочим, уже пять лет, не знаю…

— А я знаю — боялись, что не докажут.

— Но они и сейчас не докажут: близких родственников или биоматериала нет, а три свидетеля, что Александр открещивался от этого ребенка, есть.

— Об этом и речь. Но к нотариусу придется сходить и не раз, а может быть и в суд. Главное, не вздумайте жалеть и дать слабину, там такая тетка жуткая — все оттяпает за милую душу. Помните, этот ребенок вам никто и звать его никак.

Мы с сыном, как пластиковые собачки на торпеде авто с головами на пружинке, согласно закивали. В унисон.

А когда наконец-то вышли от почтеннейшего Моисея Вульфовича и отправились выпить кофе, Рус внезапно спросил:

— Я же есть. Признанный сын. Можно же сделать анализ.

А у меня сердце прихватило. Задохнулась.

Вот оно. Не обошлось все же. Как мне ни хотелось.

Последний (у)дар Лериной матери.

Ну, сейчас уже пусть жахнет, наверно? Сколько мне еще удастся выдержать этот нервяк?

Вполне подходящее время:

— А потому что ты появился у Леры и Саши в браке, а не признан сыном по суду после проведения ДНК-экспертизы.

— И что? Типа, я не его сын, что ли?

— Типа да, — почувствовала себя Владом, изредка, при сильных душевных потрясениях, переходящим на молодежный сленг при общении с Русом.

— Ни хрена ж себе, как занятно получилось, — пробормотал ребенок.

Мне оставалось только фыркнуть.

Потом мы молча пили кофе и ели пышки.

А когда уже совсем собрались выходить, сыночка меня прилично так огорошил своими умозаключениями:

— А ты не переживаешь. Знаешь, что если они упрутся и будут требовать через суд долю младшему сыночку — ничего не докажут.

— Я не переживаю, потому как ни на что от Александра изначально не рассчитывала, кроме проблем. И да, они никогда ничего не докажут, — выдохнула, смахнула с ресниц лишнее и, подхватив Руса под руку, увлекла на улицу, к машине.

— Поедем-ка домой, сыночка. Как-то мне не очень с сердцем после всех этих около-похоронных танцев.

— Без базара, давай домой. Может, в больницу лучше? — озаботился ребенок, открывая мне дверь авто.

— Нет, я таблеток выпью, полежу и к вечеру должно попустить.

Рус хмыкнул:

— Скажу тогда папе Владу, чтобы тебя караулил ночью. У нас с Марком очередная вылазка на задание. То ли практика такая кучерявая, то ли испытания преддипломные, — вздохнул и захлопнул мою дверь. Потом скоренько обошел машину и водрузил себя за руль.

— Помни, мы тебя всегда ждем. Ну, или вас, — пробормотала я, устроившись на сидении поудобнее.

— Да, Марк тоже все еще ждет своего часа, — фыркнул Руслан, заводя машину.

Печально вздохнула. А что делать, если мальчик хоть и вырос, но по-прежнему плохо понимает обращенную к нему речь? Уж сколько раз я начинала радоваться, что у него вроде возникала какая-то симпатия на стороне, но Рус всегда безжалостно приземлял меня:

— Сейчас нагуляется, натрахается и опять примчится страдать у твоих ног, долбодятел.

Печаль.

Даже родители Марка Адриана уже смирились и периодически приходили к нам выпить чаю или чего покрепче. Запросто, по-соседски.

А когда мы с сыном выкатились на Московский и помчали по проспекту, он неожиданно добавил:

— Я, когда завтра просплюсь после «ночного», хочу с тобой про Леру поговорить и, видимо, про Александра Михайловича.

— Ну, поговорим, раз такая надобность появилась, конечно же.

Вот и приплыли.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ