Немного о потерянном времени
Шрифт:
— Да, рычит, злится.
Отец спокойно ставит портфель и рюкзак на тумбу, раздевается и продолжает, как ни в чем не бывало:
— Наконец-то прорвало. Пора уже ставить точку и жить дальше. Всем.
Как дебил переспрашиваю:
— Всем?
— Конечно, ты же не думал, что маме твоей легко, когда рядом столь интенсивно и серьезно страдает близкий человек?
— Ну, мама сразу говорила, что это бесперспективняк, — вздыхаю, потому как и мне она говорила, что пора бы уже в себя прийти и начинать
Отец хмыкает:
— Но вам-то насрать всегда было на то, что взрослые говорят, если вашим идеям поперек, так ведь?
Молча киваю. Что тут скажешь? Правда.
Вместе идем в ванную комнату, моем лица и руки. Отряхиваемся, как последние собаки. Брызги по стенам, мама опять будет ворчать. Но нам сейчас это первобытное единение важно. Тяжело обоим. И я не вижу в отце ревности, только боль:
— Знаешь, как страшно просто подумать, что у меня могло не получиться? Это же ужас — жить без нее.
— Не знаю. Но мне нестерпимо больно столько лет, что я, кажется, вообще не помню, как это — жить без этой выворачивающей и разрывающей боли.
— Рус, ты должен шагнуть вперед. Пора уже внести ясность. Ведь было же у вас?
Было. Было. Только тот безумный, сладкий и острый поцелуй после моей защиты проекта по истории в десятом классе и держит меня на плаву столько лет.
Ей было не все равно. Она горела вместе со мной. Она откликалась, она отвечала. Она хотела.
Ей не было все равно.
Из кухни появляется мама. В слезах.
Пока отец ее обнимает и утешает, я прохожу вперед. Марк стоит у раковины, вцепившись в столешницу. Спина напряжена, голова опущена.
В кухне тихо.
Подхожу ближе, нарочно шаркая тапками. Хлопаю между лопаток.
— Прорвемся, бро? — звучит вопросительно, хотя я мечтал, что это будет утверждением.
Звезда любой университетской тусы сейчас смотрит на меня таким тусклым и безнадежным взглядом, что я хочу умереть в моменте. Здесь. Сейчас.
А потом мы слышим шаги. И оба резко приходим в себя.
Кривые зеркальные ухмылки, тоску загнать глубоко внутрь, встряхнуться, хлопнуть друг друга по плечам и синхронно повернуться к двери.
— Я все же надеюсь на ужин в спокойной семейной и дружественной атмосфере, — говорит женщина, что подарила настоящую и счастливую жизнь мне и никогда не даст ничего сверх материнской привязанности моему лучшему другу, названому брату и просто отличному парню.
Вот так, бл*, вышло.
Жизнь несправедлива.
Ненавижу.
И насколько я ее ненавижу, эту гребаную жизнь, я понимаю после процеженного Марком сквозь стиснутые зубы за чаем:
— Я чего приперся-то на ночь глядя? Возил сегодня мать в роддом, там же звезда брательника моего лежит, кесарево ждет. А мне навстречу, не поверите,
Это взрыв. Маленький такой. Точечный. Но точно в сердце.
— Пойдем-ка мы, прошвырнемся. Проветримся, да новую реальность примерим, да, Марк? — на это у меня еще хватает сдержанности.
А дальше мы с братишкой молча чешем в наш старый круглосуточный зал и до часу ночи хреначим по груше и топчем ринг.
Уже сидя в раздевалке, утирая кровь из рассеченной брови и капли с волос после душа, я понимаю, что так больше не тяну.
В груди печет, в ушах пульс бухает, горло горит. На хрен все мечты и планы. Я сейчас для себя только один выход вижу:
— Бро, я поеду «в поле» поработать. На год или три. Ты как?
Кто удивлен, когда мой лучший друг, стерев с лица воду, хмыкает:
— Завтра встречаемся на точке в десять.
Конец второй части
Мои замечательные!
Благодарю за поддержку!
Завершилось непростое лето после окончания магистратуры Русланом и Марком.
Хочу спросить — будем делать перерыв в продолжении для переваривания и страдания на пару дней? Или третью часть завтра начнем?
Люблю Вас, спасибо, что со мной!
Ваша ДШ
Часть третья: «Ночь в одиноком октябре»
'Медленно но верно
Ходит колесо…'
Г. У. Лонгфелло
Осень, через два года после
Глава 18
Руслан
О чем я думал, когда контракт подписывал? И батя в каждый мой отпуск взглядом спрашивает о том же. Но что сказать? Это было у меня, как всегда: порыв, эмоция.
Больно тогда мне было так, что я сделал, как когда-то мама — сбежал. Нет, не в теплое местечко, как мог бы. Мне кажется, мать с отцом до сих пор гневаются, что я на аспирантуру забил.