Немного страха в холодной воде
Шрифт:
— Ты это, Карпыч, — тихонько перебила его стенания Надежда Прохоровна, — не говори пока никому… Не позорь старуху…
— Да конечно же — нет! — разволновался собеседник. — Она ж лучшей подругой матери была! Когда Зинаида захворала, помогала мне за женой ухаживать! — И снова запричитал: — Не может быть, не может быть… А вдруг Терентьевна тоже приходила ночью вора подкараулить?.. А потом меня испугалась и убежала?!
Эта версия появления в его угодьях старухи соседки немного успокоила Фельдмаршала. Он встал из-за стола, помаршировал за бабы-Надиной
— Надо с бабой Глашей поговорить. Все может объясниться довольно просто.
— Поговоришь, Сережа, поговоришь. Только когда охолонешь немного. Завтра утром пойдем вместе, вдвоем Глафиру допросим. А сейчас собирайся-ка к Матрене, она уже, поди, все глаза проглядела…
— Так неудобно, — заманерничал Фельдмаршал. — Вы столько лет не виделись, есть о чем поговорить…
— Не удобно, Карпыч, спать на унитазе — попа мокнет.
Выходя из своей калитки, потрясенный до глубины души Фельдмаршал сделал попытку повернуть к Глафириному дому, но Надежда Прохоровна поймала его за рукав рубашки и остановила деловым вопросом:
— А ты, Карпыч, фотографии вора милиции отдал?
— Отдал, — тоскливо глядя на соседний огород, кивнул почтовик. — Я ж им все про засаду рассказал, предположил, что появление… мгм… воришки, может быть как-то с убийством связано…
— И что следователь?
— А ничего. Попробовал флешку себе забрать, но я наврал, что у меня там важные снимки для выставки кролиководов хранятся… Больше от милиции ни слуху ни духу не было.
— Понятно. А ты чего, Карпыч, везде с фотоаппаратом ходишь? Красивый вид повсюду ловишь?
Фельдмаршал почему-то смутился, сделал вид, что не расслышал, и быстрее потопал к Матрениному дому.
В этом месте следует сказать, что ходил повсюду с фотоаппаратом Сергей Карпович совсем не просто так, не за красотами парамоновскими охотясь…
В позапрошлом году отправился Суворов по грибы за озеро, и было ему там видение — неопознанный летающий объект в кустах: мерцающая штука неземного свойства с огоньками по круглому боку и дыркой наподобие люка. Стояла штуковина на тонких ножках, мерцала и тихонечко гудела.
Зеленых человечков Сергей Карпович не разглядел, но страху натерпелся до натурального обморока! Плюхнулся под куст и просидел там без памяти минут пять.
А когда очнулся — исчезла тарелка. Даже травы примятой не оставила. Битый час Фельдмаршал по кустам ползал, искал материальные свидетельства прибытия внеземной цивилизации, потом с неделю деревню смешил — рассказывал о «контакте», перечислял количество и цвет огоньков, диаметр дырки, пытался вызвать из Москвы уфологов.
Уфологи к пенсионеру не приехали. Деревня в один голос посоветовала не ходить в кусты с похмелья.
Обиделся Сергей Карпович. Купил фотоаппарат и периодически устраивал в памятных кустиках засаду на пришельцев. Еще в бытность свою начальником почты выписывал Сергей Карпович журнал «Наука и жизнь», статьями про инопланетный разум зачитывался. Потом, когда
Пока не повезло.
Вокруг Матрениного дома плавал умопомрачительный дух жаренной на шкварках картошки. В сенях к аромату картошки добавился запах вынутых из кадушки малосольных огурцов — со свежими листиками смородины, укропом, чесночком и хреном! — в горнице букет обогатился благоуханием свежайшего черного хлеба.
— К Сычам за мягким хлебушком сходила — им зять каждый день подвозит, заодно на застолье соседей пригласила, — разливая по стопкам прозрачный, с легким красноватым оттенком, настоянный на травах самогон, приговаривала Матрена. — Но сам сказал — не ждите, дел много, можем до ночи провозиться… Хотела к ним еще в баню напроситься, но старшая Сычиха сказала — не топим сегодня. Так что придется тебе, Надежда, моего летнего душа испробовать — за день вода в бочке наверху чуть ли не до кипятка нагревается! Попозже сходим, ополоснемся… Ну, дорогая невестка, со свиданьицем!
Толстостенные граненые рюмки на коротких ножках сошлись над столом, стукнулись боками…
— Эх, хорошо пошла! — крякнул Фельдмаршал и смачно захрустел огурчиком. Матрена тут же налила по второй.
В сумерках затянули песню.
Надежда Прохоровна, подперев щеку кулаком, вторила едва-едва, многое из любимых парамоновских песен забыть успела, аборигены заливались соловьями (правда, Суворов врал маленько, но исполнял самозабвенно), выходило очень даже задушевно. За сердце брало. Как и мечталось Надежде Прохоровне еще в Москве.
— А что Елена, Мотя? — спросила баба Надя, когда наступила пауза. — Приезжает часто?
Растроганная мытарствами каторжанина в окрестностях Байкала, Матрена смахнула крохотную слезинку:
— Не часто, Надя. — Дочь Матрены Пантелеевны лет пятнадцать назад поехала на юбилей брата в Калининград, познакомилась там с моряком, вышла замуж… Двоих детей теперь нянчит, мужа из плавания поджидая. — Свекровка у нее уже пять лет парализованная лежит, с инсультом. Еленка за ней ухаживает, не может ни на кого оставить…
— Добрая она у тебя, — тихонько проговорила баба Надя. — Ответственная.
— У Димки дети то школу заканчивают, в институты поступают, то мамку с папкой за границу отдохнуть волокут, — печально рассказывала о детях-внуках подзабытая бабушка. — Редко навещают… Но, слава богу, все здоровы.
Выпили за здравие всех близких, Надежда Прохоровна низко затянула «Ямщика»…
Когда на столе уже стояли чайные чашки, заглянула Надежда Прохоровна в сахарницу и почти что прослезилась: в пузатой фарфоровой сахарнице, вперемешку с рафинадом, лежали бежевенькие конфеты-подушечки…