Немобильный телефон
Шрифт:
Помогая себе подбородком и коленями, Евгений кое-как захватил всю охапку и остановил взгляд на старом нелепом телефоне, всем своим видом просящимся на помойку. Умом Евгений понимал, что вчера его воображение сыграло с ним злую шутку, что такого разговора с мамой быть просто не могло, потому что не могло быть в принципе. Но выбросить старый аппарат он, сам не зная почему, не решился.
Загрузив свою ношу в мусорный бак, и медленно поднимаясь по слизанным ступеням, Евгений думал только о том, как он сейчас ляжет спать, вытянув гудящие ноги и послав всех мысленно "на". Звонок он
Звонил телефон. Не еле-еле, как вчера, а настойчиво, требовательно. Не разуваясь, Евгений бросился к подоконнику и сорвал трубку.
– Где ты ходишь?
– спросил недовольный голос.
– Мусор выносил, - ошалело ответил Евгений
– Му-усор, - презрительно протянул собеседник, - По бабам, небось, шляешься?
– голос был знакомым, очень знакомым, но кто звонил, Евгений понять не мог.
– Да, не шляюсь я, - промямлил Евгений, лихорадочно перебирая в уме приятелей.
– Гы! А надо бы!
– в трубке раздался противный смех.
Евгений поморщился, бесцеремонность собеседника его раздражала.
– А в чем, собственно, дело?
– спросил он, - И, вообще, кто это?
– Крошка Енот!
– собеседник явно издевался.
– Кто?!
– Тот, кто живет в пруду, - подтвердил голос.
– В каком пруду?
– Да, в любом...
"Воткнули "жучок" в аппарат и стебаются! Как я сразу не догадался?", хлопнул себя по лбу Евгений.
– Сильней!
– подзадорил собеседник.
– Ты меня видишь?
– Евгений выглянул в окно, - За такие шутки морду бьют!
– О!
– в трубке зашлись от смеха, - Это был бы номер!
– Ну, покажись, юморист!
– Евгений вглядывался в темноту.
– Ой, мама дорогая!
– простонал собеседник, - К зеркалу подойди!..
– Послушай, ты!
– начал Евгений и осекся, уставившись на свое отражение в черном стекле.
Ноги нехорошо подкосились, пришлось присесть на краешек стола.
– Угу, - подтвердил собеседник, - Наконец-то.
"Все, надо к психиатру".
– Давай, давай, - отозвался голос, - Сейчас все лечат!
– Я сумасшедший, да?
– Нет, блин, посмотрите на него! Разговаривает сам с собой по отключенному телефону, да еще и спрашивает! Говорили тебе, не ешь испорченных консервов!
– голос продолжал издеваться, - Да, ладно! Психам живется не так уж плохо! "Хорошо быть кисою, хорошо собакою", - с удовольствием декламировал собеседник, - "Где хочу, пописаю, где хочу, покакаю". Компот еще дают...
– Неужели, я такой хам?
– Не, - успокоил голос, - Не такой. Хуже. Не может быть двух одинаковых людей. Даже в себе.
– Философ нашелся... Чего звонишь-то? Соскучился?
– В кои-то веки, думаю, дай позвоню перед сном, поддержу морально.
– Лучше бы материально... А скажи-ка мне на милость, друг сердешный, что это у нас за аппарат такой?
– Никому не расскажешь?
– собеседник понизил голос, - Признаюсь как на духу: Хрен его знает!
– Так ты же со мной разговариваешь как-то!
– Дык, и ты тоже, вроде, разговариваешь... Лучше меня разбираться должен. Умную мысль хотел сказать... Забыл. А, вот, "Когда привыкаешь к холоду и перестаешь его ощущать, это не значит, что стало теплее".
– Сам придумал?
– Слушай!
– обиделся собеседник, - Иди спать, давай! Мне завтра вставать рано!
– запикал гудок отбоя.
Евгений покачал головой и повесил трубку.
На общей кухне соседка в бигудях, одетая в выцветший халат с вытянутыми карманами, и рваных тапках на босу ногу, жарила яичницу. Евгений поздоровался и поставил на плиту чайник.
"Удивительно", думал он, вглядываясь в сиреневые сумерки за окном, "как жилище накладывает отпечаток на людей, как при свете голой лампочки в патроне бесценная человеческая жизнь превращается, легким движением пальцев превращается в "бытовуху", как выцветают глаза. В коммунальных квартирах водятся", Евгений улыбнулся, "мужики в безразмерных тянучках, одетых коленками назад, с большим пузом, обтянутым грязной майкой, бывшей белого цвета в своем непорочном девичестве. Бреются раз в два месяца, любят дешевую водку и Жириновского, постоянно промахиваются мимо удобств. Раз. Старушки в валенках и халатах до пят, вечно варят воду в ковшиках и целыми днями смотрят в окна и телевизор. Моются реже, чем мужики в тянучках бреются. Два. Мамаши, непрерывно кипятящие белье в огромных баках, которые занимают на плите две конфорки, постоянно стирающие, чистящие морковку и картошку, всегда с красными мокрыми руками, сердитые и недовольные. Три. Их малолетние дети, скользящие в застиранных колготках по драному линолеуму. Они везде таскают за собой пластмассовые машинки, разломанные пистолеты, дудки, самолеты и трехколесные велосипеды. Дети не расстаются с замусоленным черствым печеньем, которое в итоге скапливается где-нибудь за батареей и служит великолепным подспорьем тараканам".
Соседка Евгения принадлежала к пятому типу. Дама неопределенного возраста, между двадцатью девятью и шестьюдесятью годами, с нарисованным на бледном пергаменте лицом. Тонкие губы и густо зачерненные тушью глаза, выглядели настолько неестественно, что казалось, будто яичницу жарит сам Майкл Джексон после очередной пластической операции.
– Женя, это у вас вчера телефон звонил?
– делая ударение на слове "телефон", спросила соседка.
Она представилась, как "Татьяна", но Евгений упорно приплюсовывал отчество, подчеркивая разницу в возрасте.
– Да, звонил, - ответил он, оборачиваясь, - А что?
– Так он же не работает, - уверенно предположила соседка.
– Откуда вы знаете?
– А что тут знать?
– женщина пожала плечами, - У нас в квартире телефонной линии нет, и у соседей нет. Во всем доме нет. Как же он будет работать?
– А откуда здесь вообще взялся этот аппарат?
– Ой, - махнула рукой соседка, пробуя яичницу, - До вас тут один дед жил. Его и звали все так - Дед, за глаза и в глаза. Вот он и приволок.