Ненасытность
Шрифт:
Мужчина продолжал:
— Видите ли, доктор, с ней невозможно общаться. Говорят, она малость не в своем уме. Боится разговаривать с людьми. Говорят, это папаша свел ее с ума. Это был настоящий мерзавец. Он набросился на одного парня, который хотел познакомиться с девушкой. Но все это было так давно…
Снова капли молока на языке. Теперь в желудке уже не было спазмов.
Неясные очертания деревни. Значит, они наконец-то спустились вниз. Она слышала разговоры о поездке, предстоящей на следующий
«Поездка в карете займет слишком много времени, — сказал доктор. — Нужно спешить!»
Она услышала слово «дрезина», не понимая, что оно означает.
Ее осторожно перенесли в другую повозку. Рядом с ней сел человек в униформе.
Все, в том числе и дети, пожелали ей счастливого пути. Марит через силу улыбнулась им и еле слышно поблагодарила.
Доктор что-то дал детям. Каждому — значительную сумму денег! Должно быть, он богат!
Так оно и было. Кристоффер Вольден был очень состоятельным человеком. И этот факт Лиза-Мерета не упускала из внимания.
Доктор тоже должен был ехать в этой странной повозке. Как чудесно! Теперь Марит была в безопасности. Ее корзинку и его багаж тоже погрузили, и он сказал, что уезжает из деревни.
Когда дрезина тронулась, Марит страшно перепугалась. Как быстро она неслась! И какой ровной была дорога! Впрочем, через равные промежутки времени она слегка сотрясалась — щелк, щелк! — и каждый такой щелчок болью отдавался в ее теле. Человек в униформе двигал рычаг — туда и обратно.
Значит, это и есть поезд? Нет, она однажды издалека видела поезд. Эта повозка была намного меньше и совершенно открыта.
Было уже совсем темно, но впереди повозки висел фонарь.
Она замерзла от такой быстрой езды. Доктор снял с себя куртку и укрыл ею жалкое, истощенное тело женщины. Край куртки надавил на правый бок, она вскрикнула.
— Больше всего болит справа, не так ли? — спросил доктор.
— Да, — прошептала она.
— Это хорошо.
Несмотря на то, что отец запрещал ей задавать какие-либо вопросы, она не удержалась и через силу произнесла:
— Что же в этом хорошего?
— Если бы ты чувствовала одинаковую боль по всему животу, это означало бы, что слепая кишка лопнула.
Она задумалась над его словами. Стала припоминать, не болел ли у нее весь живот. Нет, этого не было.
Казалось, к ней стали возвращаться силы, молоко пошло на пользу.
— Это наказание Господнее, — внезапно произнесла она.
Кристоффер вздрогнул от ее неожиданных слов.
— Чепуха, — сказал он. — За что ты должна была быть наказана?
— Я не любила отца. Лучше уж мне сейчас облегчить свою совесть, раз уж мне предстоит оказаться лицом к лицу со Всевышним.
— Если бы ты знала, сколько людей терпеть не могут кого-то из своих родителей, а то и обоих сразу, или не могут прийти с
Она ощутила новый приступ боли. Она ощупью нашла его руку, как делала это уже много раз во время спуска с холма. Рука была всегда рядом.
На этот раз тоже. Это дало ей новые силы.
— Он не был добр к тебе? — спросил доктор.
— Я была не такой усердной, поэтому он иногда сердился на меня, — как бы извиняясь, ответила она.
— Могу себе представить… Значит, он не был добр к тебе.
— Не был… — с глубоким вздохом произнесла Марит. — Он… он любил мучить меня. Он делал все то, что мне не нравилось. Бил собаку. Запирал меня в доме. Дразнил меня уродиной. Говорил, что я дура.
Эта неожиданная тирада отняла у нее все силы. Закрыв глаза, она тяжело вздохнула.
— Простите… — с мольбой произнесла она.
— Ты не должна просить прощения за прегрешения других людей. Ты не уродина и не дура. И тебе не следует обременять свою совесть сознанием того, что ты не любила его. Ты делала для него все, что могла. Что он сделал для тебя?
Немного подумав, она ответила:
— Ничего.
Ах, как чудесно было рассказать кому-то обо всем!
Излить всю накопившуюся с годами горечь… Она в отчаянии пыталась побороть угрызения совести, ведь отец ее в самом деле был плохим! Конечно, она тоже была виновата, но…
— Я тоже думаю, что твой отец совершенно не заботился о тебе, — мягко произнес доктор. — Иначе ты не оказалась бы здесь и не говорила бы о наказании Господнем. Твоему отцу жилось с тобой не плохо, не так ли?
— Да. Во всяком случае…
Она не могла сразу подобрать нужные слова. Он пришел ей на помощь.
— Во всяком случае, чисто внешне. Что он сам думал по этому поводу, никто не знает. В то время, как тебе было с ним очень трудно, да? Собственно, о каком Боге ты говоришь? О том, который вознаграждает злых людей и наказывает беспомощных? Нет, так не годится!
Она пыталась осмыслить его слова, но мысли путались у нее в голове.
— Я думала уехать отсюда.
— К твоему отцу?
— Нет, нет. К моим братьям. В Америку. Но они мне не отвечают.
— Значит, твои братья там! И давно они уехали?
— Почти двадцать лет назад. Кристоффер призадумался.
— Ты была очень одинока, да?
Ему не следовало говорить этого! Не следовало говорить эти слова таким мягким, приветливым голосом! Из обледенелой души Марит вырвался плач, болью отозвавшись во всем ее измученном теле. Ее плач тут же перешел в крик, и Кристоффер Вольден испуганно пытался остановить то, что сам же и спровоцировал. Он готов был откусить свой собственный язык за такие необдуманные слова.