Ненасытность
Шрифт:
— Сватовством? Мне кажется, что можешь.
— О, Кристоффер, — прошептала она, сжимая его руку. — Ты знаешь, я так люблю тебя!
Он ничего не ответил, поскольку официант принес ужин. Теперь оба они ждали, чтобы он ушел.
Лиза-Мерета наклонилась к нему через стол.
— О чем ты задумался? У тебя такой счастливый вид! Взяв вилку и нож, он сказал:
— О, я думаю о том, как удачно сделал операцию этой бедной девушке из дикой местности.
Руки Лизы-Мереты, держащие нож и вилку, застыли в воздухе, но она тут же непринужденно
— Мне показалось, что ты только что говорил о том, что мысли твои постоянно обращены ко мне?
Он принял это за шутку с ее стороны и рассмеялся.
— Не принимай это близко к сердцу, — сказал он. — Это просто бахвальство с моей стороны.
Но у нее явно пропала охота разговаривать. Он заметил, как она недовольно поджала губы и продолжала есть, не поднимая глаз от тарелки.
Некоторое время они ели молча, потом Лиза-Мерета сказала:
— Она ужасно худая. Настоящий труп.
— Кто?
— Эта твоя старуха с хутора. Должно быть, она намного старше тебя?
— Ах, да, Марит из Свельтена, — спокойно ответил Кристоффер, стараясь побороть в себе чувство раздражения. — На самом деле, ей двадцать девять лет, я узнал это из записей в журнале. Она не прожила ни одного счастливого дня в своей жизни.
— Ты всегда интересуешься возрастом своих пациентов?
— Я должен это делать, чтобы знать, каковы у них силы сопротивления. Что же касается Марит из Свельтена, то она выглядит намного старше своих лет.
Это было не совсем так, но он интуитивно понял, какой ответ мог успокоить Лизу-Мерету.
«Господи, — подумал он. — Если я начну ей лгать, наши отношения разрушатся. Я должен отучить ее от этой вечной, ничем не обоснованной…»
И впервые он сознательно употребил мысленно это слово: ревность!
4
На следующее утро обход делал не он, но он все же нашел время, чтобы зайти к ней. Он сделал это, чувствуя непонятные угрызения совести. Но, вдумавшись, понял бы, что боится, как бы об этом не узнала Лиза-Мерета.
Однако Кристоффер не задумывался об этом. Он чувствовал угрызения совести из-за того, что опасался, как бы другие больные не подумали, что Марит его фаворитка. Ведь это было совсем не так, просто он беспокоился за нее, она вызывала у него дополнительное чувство ответственности.
Проснувшись на следующее утро, Марит была шокирована тем, что ширму убрали и на нее были теперь устремлены вопрошающие, выжидающие взгляды. Как она должна была вести себя здесь? Последние годы она едва осмеливалась разговаривать с людьми, и когда кто-нибудь обращался к ней, она прикрывала рукой лицо и бормотала в ответ что-то нечленораздельное.
И вот теперь она была окружена целым полчищем любопытных женщин. И все они молчали.
Она обратила взгляд к окну. На подоконнике стоял в плошке цветок, такой красивый, каких она никогда не видела. Он был почти плоским,
На грязно-коричневой стене висел шкафчик, в котором стояли различные пузырьки и бутылки с этикетками. Судя по всему, там были лекарства.
Кровать ее была железной, в чем она убедилась, взявшись рукой за край. Раньше она никогда даже не слышала о железных кроватях.
Одна из женщин заговорила с ней, и она почувствовала в горле клубок, ей стало страшно. Женщина спросила ее: «Как тебя зовут?» Ей нужно было ответить, но как она могла это сделать, если гортань ее словно перехватило обручем и у нее было единственное желание — скрыться от посторонних глаз.
«Нет, не закрывай ладонью лицо! Ты должна, должна ответить, не бойся, Марит», — мысленно убеждала она себя.
Насмерть перепуганная, она повернула голову к соседней кровати.
После обхода пришел доктор Вольден.
Худое лицо Марит просияло, когда он вошел, щеки покрылись красными пятнами. «Странно, — подумал он, — а ведь казалось, что в ее теле вообще не осталось крови!»
Медсестра сообщила ему, что Марит чувствует себя хорошо. Конечно, она была катастрофически истощена, ей пока еще нельзя было есть, но в это утро у нее поднялась температура.
Он сказал, что это нормально, что так и должно быть после операции.
Все же сообщение медсестры обеспокоило его.
Он сел на край постели Марит. Ширмы больше не было, и все лежащие в палате женщины разом прекратили свою болтовню и навострили уши. Это его не смутило, он должен был поговорить с Марит, которая была так одинока в этом мире.
— Дело идет к улучшению, — сказал он подбадривающим тоном и тут же устыдился своих слов. Марит просияла.
Она была ужасающе худой, но все-таки лицо ее было по-своему привлекательным. Мелко вьющиеся волосы были, конечно, спутаны, но медсестра обещала вымыть их, как только Марит немного окрепнет. Ее руки, тонкие, как щепки, беспомощно лежали на одеяле. Взгляд был затуманен, но глаза каким-то странным образом сияли.
— Да, Марит, первый этап пройден, — сказал он. Мне хотелось бы знать, что ты намерена делать, когда выйдешь отсюда. Насколько я понял, ты собираешься уехать? Твои вещи находятся в больнице. Куда ты отправишься?
Женщины зашептались:
— Только доктор Вольден может быть таким внимательным к своим пациентам!
— Да, мне он помог пристроить на время детей…
— Так куда же ты собираешься ехать? — повторил Кристоффер.
— Мне некуда ехать, — еле слышно ответила она. — Мне пришлось покинуть дом, я не имею больше права на проживание в Свельтене. Я хотела отправиться за помощью к соседям, потому что плохо себя чувствовала. Мне просто нужно было добраться до людей, я была так напугана…