Ненависть и ничего, кроме любви

Романова Любовь Валерьевна

Глава 3

Мы вышли из столовой. Смотрю на Иру и мне кажется, что она во мне увидела не только потенциальную подругу, но и местного героя, а я на самом деле иду, едва перебирая ногами. Коленки подкашиваются от тремора, проходящего по всему телу.

— Я на секунду! — доброжелательно улыбаюсь Ире и захожу в попавшийся по дороге женский туалет. Она послушно осталась ждать в коридоре.

В помещении пусто, что только на руку, ведь мне с трудом удается сдержать подступившие к горлу слезы, и срочно нужно успокоиться. Даже не замечаю, как сумка соскользнула

с плеча на пол, все что чувствую — это ледяная вода, стекающая по горящей коже. Я вновь и вновь брызжу себе в лицо очередной порцией воды, пока не прихожу в себя. Только теперь поднимаю голову к зеркалу, опираюсь на раковину, потому что еще неуверенно стою на ногах.

— Черт тебя подери! — шепчу своему отражению. Хочу стереть капли воды с лица и замечаю насколько сильно трясется моя рука, мгновенно перехватываю ее второй ладонью, прижимаю к груди, унимая непрошенный тремор, потом делаю несколько глубоких вдохов. Это помогает.

Я поменялась внешне, но внутри все еще живет та девочка, которая боялась идти в школу и придумывала что угодно, лишь бы родители разрешили остаться дома. Никто не должен видеть меня такой — это только мой секрет. Я сильная и уверенная в себе девушка и никто, даже пресловутый Марк Радецкий не сможет выбить меня из колеи. Я промакиваю лицо салфетками, не беспокоясь о макияже, подбираю с пола сумку и натянув уверенную улыбку, выхожу.

Ира ждет, прислонившись к подоконнику. Все в ее позе говорит о том, насколько она в себе замкнута — руки скрещены на груди, ноги переплетены, голова опущена и взгляд направлен в окно — все максимально сделано для того, чтобы стать незаметной.

— Идем? — Ира улыбается мне.

— Ага. Чего хотел от тебя этот недомерок? — спрашиваю невзначай, пока переходим в другой корпус. Я еще не выучила сложную архитектуру этого здания, поэтому доверяюсь Ире, которая ведет меня за собой словно Сусанин, бесконечно поворачивает то в правый коридор, то в левый, потом, наконец, выводит на какую-то небольшую лестницу.

— Глупости говорил. Что на меня никто в здравом уме не позарится, а он готов на денек меня-убогую пригреть, — говорит, а голос срывается. Знакомо до боли.

— Да не обращай ты на них внимание. Что взять с придурков? Не обижаешься же на собаку, если она на тебя лает? Вот и тут так же, — стараюсь подбодрить ее и по-дружески приобнимаю за плечи.

— Тебе легко говорить, — выдает она грустным голосом, — вон какая ты на язык острая. Они даже не знали, что тебе ответить. А у меня язык в узел завязывается и мысли перемешиваются.

Пока она говорит, я пропускаю на губах усмешку. Давно ли я стала такой? В школе боялась рот открыть, не знала, как его задеть побольнее, а пока думала Радецкий на меня еще три ушата выливал. Да и сейчас всю трясет, стоит ему приблизиться, но Ире-то говорю другое:

— А ты не показывай этого. Не тушуйся. Видят, что сникла — чувствуют победу. Улыбнись придуркам — пусть у них операционка зависнет.

— Думаешь? Но Вера, я тебя предупреждаю — они теперь на тебя взъелись — ты их публично послала. Теперь держись.

— Ну

посмотрим…

Стараюсь ответить ей безразлично, а у самой волосы на затылке приподнимаются от страха. Стоит только вспомнить скудную, но изощренную фантазию Радецкого, как снова чувствую подступающую волну слез.

Мы возвращаемся в свой корпус, находим нужную аудиторию и занимаем места где-то посередине многочисленных рядов. Мы одни из немногих проводим большой перерыв в аудитории, лишь ближе к двенадцати часам она начинает наполняться студентами. Приходит и троица свинтусов. Ожидаю от них реплики, но нет, проходят мимо, даже голову не повернут в нашу сторону. И только покалывающий иголками затылок подсказывает мне, что про нас не забыли.

Впереди нас усаживаются девчонки из группы.

— Ты ведь Вера, да? — они поворачиваются к нам и доброжелательно мне улыбаются. Я улыбаюсь в ответ, но держусь осторожно. Девчонки похожи на сестер — обе круглолицые с длинными вьющимися волосами. Только одна совсем блондинка, а другая больше русая.

— Мы тут всех агитируем группой сходить куда-нибудь посидеть на выходных. Пойдете? Заодно познакомишься со всеми поближе, — спрашивает одна из них.

Не удивляюсь такому предложению, ведь в прежнем вузе мы с одногруппниками часто зависали вместе где-нибудь. Почему нет?

— Можно.

— Ира, идешь? — обращается вторая, и моя новая подруга с готовностью кивает.

— Меня кстати, Оксана зовут, — говорит та, что посветлее, — а это Наташа.

— Рада знакомству.

Девчонки отворачиваются и агитируют кого-то с первых рядов.

— Нормальные девчонки, — тихо говорит мне Ира, пока никто не слышит, — с ними можно общаться.

Можно — значит будем — решаю я. Но потом вдруг подружки поворачиваются к нам лицом, и Наташа кричит куда-то мне за спину.

— Марк, Михаил, Егор — она активно машет рукой, привлекая их внимание, — на выходных с группой в кафешку. Вы с нами? — ну ка что это такое? Ей явно кто-то из них очень нравится, судя по лихорадочному блеску в глазах и румянце, проступившем на щечках.

— Нет, — коротко кричит кто-то из друзей Радецкого.

— Да бросьте, с новенькой вот познакомимся, — не сдается она.

Я предчувствую очередной подкол. Мгновенно решаю не давать ему шанса придумать что-то и восклицаю первая:

— Ну давай, блесни умом! — внутри меня прямо расплывается волна наслаждения от его недоуменной рожи.

— Что я ворон в жизни не видел, чтобы с ней знакомиться? — слабо, и он это сам знает.

— Господи, ослепил! — кидаю последний камень в огород его хорошего настроения. Ира прыснула от смеха, но тут же сникла, едва тот, кого назвали Егором выкрикнул в ее адрес:

— А ты, рыжая, чего скалишься? Давно проблем не было?

— Недостаток ума не стоит компенсировать хамством, — сухо выдаю ему в ответ и получаю от Иры благодарную улыбку.

Наша перебранка привлекла к себе всеобщее внимание. Несколько десятков пар глаз с интересом следят за нами. Теперь главное самой не спасовать.