Ненавистная фрау
Шрифт:
Дёринг резко обернулся, его лицо окаменело, но в глазах пылала жгучая ярость.
— Что, черт возьми, это значит? — прошипел он.
— Мы в курсе ваших дел, господин Дёринг, — произнес Боденштайн спокойным тоном, — и у нас нет желания и дальше слушать вашу ложь.
— Плевать я хотел на это, — холодно парировал Фридхельм. — Я не имею к этому делу никакого отношения. А сейчас прошу покинуть мой дом, иначе я подам на вас жалобу о незаконном вторжении в жилище!
— Мы с удовольствием продолжим наш разговор в комиссариате. — На Боденштайна эти угрозы не произвели никакого впечатления. — Как вам будет угодно. У наших коллег из отдела по борьбе с наркотиками тоже наверняка будет пара вопросов в связи
В этот момент Дёринг, пожалуй, осознал, что этих двоих полицейских не так легко запугать. Он взглянул на жену. Та, переплетя руки, стояла с безжизненным лицом.
— Я больше не разговаривал с Изабель, — раздраженно проговорил он. — Это правда. В последний раз я видел ее в субботу утром в ее квартире.
— Изабель рассказывала вам о своем ребенке? Нам известно, что она его где-то спрятала, но никто не знает где.
— Понятия не имею, где находится ребенок, — буркнул Дёринг. — Мне на это тоже наплевать.
Анна Лена недоверчиво посмотрела на своего мужа.
— Что уставилась? — внезапно рявкнул он.
Женщина молча опустила голову. К таким взрывам она, очевидно, привыкла.
— Перестаньте кричать, — сказал Боденштайн. — Скажите нам лучше, к кому и куда вы были приглашены в субботу вечером. Иначе из вашей встречи ничего не получится, так как вам придется поехать с нами.
— Это шутка? — возмутился Дёринг, но тут вмешалась его жена:
— Мы были приглашены к Гансу Петеру Ягоде.
— Понятно, — кивнул Боденштайн. — Во сколько вы туда приехали и как долго там были?
— Я не поехала, — вздохнула Анна Лена. — После всей этой истории с лошадью я была не в состоянии веселиться.
— Я приехал туда в начале девятого и оставался там до двух, — сообщил Дёринг.
— Мы проверим.
— Если вас это осчастливит… — Дёринг подхватил жену под руку и направился к двери.
Анна Лена бросила на Боденштайна короткий взгляд и последовала за супругом.
Центральный офис фирмы «ЯгоФарм АО» располагался в промышленном районе Зульцбаха, в помпезном U-образном здании с фасадом из светоотражающего стекла. Человек, привыкший в своей частной жизни ездить на машинах класса люкс, проводить выходные на тридцатиметровой яхте в Антибе и пользоваться собственными вертолетами и самолетами так, как другие люди — автобусами и железной дорогой, и в профессиональной сфере, похоже, придавал большое значение грандиозным масштабам. Светящаяся надпись «ЯгоФарм» на крыше внушала посетителям мысль, что в этом здании находятся исключительно сердце и мозг одного из самых процветающих предприятий на давно не существующем Новом рынке. Но это не соответствовало действительности. Указатель перед входом свидетельствовал о том, что кроме «ЯгоФарм АО» здесь располагаются офисы различных адвокатских контор, консультаций по налоговым вопросам и других фирм с фантастически звучащими названиями. В стеклянном холле работала уборочная бригада, которая производила полировку серого гранитного пола, доводя его до зеркального блеска. Пия стала изучать указатели.
«“ЯгоФарм АО” — администрация, — прочитала она. — Шестой этаж».
Они доехали на лифте до самого верхнего этажа. И здесь Ягода тоже не поскупился. На других этажах на полу лежало ковровое покрытие, а в «ЯгоФарм» — паркет. Приемная стойка была сделана из гранита, на стенах висели гигантские картины в стиле «поп-арт», плоские экраны системы наблюдения с компьютерным управлением относились к новейшим достижениям «высоких технологий». Двадцатилетняя блондинка с восточногерманским акцентом и пирсингом в носу и на бровях, напротив, казалась чем-то банальным. Боденштайн и Пия представились и сообщили, что хотели бы поговорить с Гансом Петером Ягодой. У блондинки возникли некоторые затруднения с телефоном, и она, смущенно извиняясь, объяснила, что ее направили сюда из фирмы по временному трудоустройству и сегодня она работает здесь первый день. Визит уголовной полиции, похоже, вселил в нее еще большую неуверенность. Наконец она кому-то дозвонилась и с облегчением повела посетителей в переговорную комнату в конце коридора.
Боденштайн осмотрелся вокруг. В переговорной комнате располагался большой овальный стол, окруженный двенадцатью стульями с хромированными спинками. На черном комоде на подносе стояли стаканы и маленькие бутылочки с водой, рядом лежала стопка журналов, которые Боденштайн стал просматривать. Наряду с журналом для менеджеров он нашел «GoingPublic», «Capital» и тому подобное. На стенах, обтянутых светло-желтой тканью, в рамках висели рекламные плакаты «ЯгоФарм», которые были выпущены еще в период расцвета фирмы. Паркетный пол заскрипел, когда Боденштайн подошел к окну, выходившему на задний двор. В этот момент дверь здания фирмы открылась, и из нее вышел мужчина. Боденштайн едва узнал Роберта Кампманна, так как вместо рейтуз для верховой езды и сапог на нем были костюм и галстук.
— Фрау Кирххоф, — сказал Боденштайн тихо, — посмотрите-ка.
Пия подошла к окну.
— Это же Кампманн, — определила она. — Что он здесь делает?
— Не имею понятия, — ответил Боденштайн.
Кампманн сел в «Кайенн», припаркованный рядом с «Майбахом» и «Феррари».
— Представительный автопарк, — заметила Пия. — Для фирмы, которая почти обанкротилась, действительно весьма внушительный.
— С чего вы взяли, что «ЯгоФарм АО» обанкротилась? — раздался голос позади. В комнату вошел Ганс Петер Ягода. На нем были темно-серый двубортный пиджак, галстук с неярким рисунком и сверкающие, сделанные на заказ туфли. Его мертвенная бледность казалась болезненной. Пия, не ответив, представила Ягоде своего шефа.
— Присаживайтесь, — сделал движение рукой в направлении стола хозяин. — Могу я предложить вам что-нибудь выпить?
Боденштайн и Пия вежливо отказались и сели за стол. Боденштайн пытался разобраться в стройном мужчине с тихим голосом. На первый взгляд, Ганс Петер Ягода казался бесхитростным, почти женоподобным, но карьеру, которой он добился, не смог бы сделать деликатный, уступчивый человек. Острая настороженность в бегающих светлых глазах находилась в резком противоречии с его вежливыми манерами. Боденштайн вспомнил о том, что рассказывал Ральф Кирххоф. Внешность обманчива. Ягода выглядел совершенно раскованным, лишь покачивание ногой выдавало его внутреннее напряжение.
— Мы расследуем убийство Изабель Керстнер, — Боденштайн опять достал свой диктофон, — и хотели бы выяснить, не знаком ли вам голос на этой пленке.
Он воспроизвел фразу с автоответчика и, наблюдая за Ягодой, отметил, что на мгновение тот прекратил качать ногой.
— Это мой голос, — сказал он затем спокойно. — Я был весьма рассержен тем, что Изабель не объявлялась. В тот вечер я устраивал вечеринку, и она тоже должна была прийти.
— Почему вы пригласили Изабель? — поинтересовалась Пия. — В понедельник у меня сложилось впечатление, что вы не особо высокого мнения о ней.
На губах Ягоды появилась легкая улыбка.
— Я этого и не делал, — возразил он. — Но мое личное мнение не играет никакой роли. Фрау Керстнер у меня работала, и свою работу она выполняла хорошо.
— Она у вас работала?
— Да. Она всегда жаловалась, что ей срочно нужны деньги, и я предложил ей работать у меня.
— Какие у нее были обязанности? — спросил Боденштайн.
— В «ЯгоФарм АО» она отвечала за работу с клиентами. — Ягода опять улыбнулся. — Нашим клиентам очень нравилось, когда с ними работала фрау Керстнер.