Ненавистный брак
Шрифт:
– Ты думаешь, Катя, что барин рад? – немного волнуясь, спросила служанку Лиза.
– Барин-то наш впервые в жизни становится счастливым.
Лиза опустила голову, погружаясь, как в море, в кутерьму своих тревог. Александр становился счастливым, и Лиза вздрогнула при мысли, что и она тоже могла быть счастлива с ним. Она дрожала, думая о Федоре, о пропасти, окружавшей их, потому что к ее любви к мужу примешивался странный страх. Лиза вдруг засомневалась – быть может, Александра интересовала не она, а только ребенок, который появится на свет, – и эта мысль засела в ее душе новой болью.
– Александр очень хочет ребенка, правда? – спросила Лиза.
– Да кто ж этого не хочет, матушка? И государь наш, самодержец
Лиза встала, сунула ноги в атласные тапочки и подбежала к туалетному столику, чтобы посмотреться в зеркало, желая убедиться, что она так красива, как сказала Катя. Ей хотелось быть красивее всех женщин на свете, чтобы полностью покорить сердце Александра. Полюбовавшись на свое отражение, Лиза вернулась к Кате. Старая служанка улыбалась ей, будто догадавшись о мыслях молодой хозяйки.
– Почему бы тебе не одеться завтра крестьянкой, матушка? Нюшка может дать тебе одежду. Владимир, батюшка ее, подарил ей новые вышиванку да плахту на именины. Ты сведешь князя с ума, так он будет счастлив. Сапожки у тебя есть, я видела их в твоих вещах... – предложила Катя и добавила с улыбкой, – в Нюшкиных-то сапогах твои ноги, чай, утонут. [прим:вышиванка – женская длинная сорочка с длинными рукавами, обильно украшенными вышивкой; плахта – длинное полотно, которое обматывали вокруг талии, прообраз юбки]
Лиза с радостью последовала совету служанки, и на следующее утро Нюшка с Катей принялись за работу, превращая ее в самую красивую крестьянку. Карелин велел Сашке закладывать бричку, а Владимиру и кухаркам наказал приготовить бочки пива, мешки с караваями хлеба и бараниной, которую собирались зажарить прямо в поле. В такой день господа и слуги, усевшись в кружок, ели с одного стола хлеб, рожденный малороссийской землей, а после, на сельской площади всех прохожих оделяли и едой, и выпивкой. Иной раз в деревню забредали дюжины нищих, чтобы хоть раз вдоволь вкусно и сытно поесть и подобрать остатки, которых потом им хватит на целую неделю.
Лекарь, Лев Ильич, и Федор уже садились в бричку, поскольку Карелин, с обычной своей любезностью, пригласил их поехать на праздник вместе с ним и Лизой.
Все трое повернулись к лестнице, по которой спускалась княгиня, и Елизавету Ивановну встретило трио нестройных возгласов, при этом голос лекаря был изумленно-радостным, а голос Федора подвел его и дрогнул. Пораженный до самой глубины души, Карелин рванулся к лестнице и, махом взлетев по ступенькам, оказался рядом с женой, бережно взяв ее под локоток. Наслаждаясь всеобщим удивлением, царской свитой следом за прекрасной барышней-крестьянкой шли Катя и Нюшка.
– Лиза, я никогда не решился бы попросить тебя об этом, но ты угадала мое сокровенное желание, – с жаром промолвил князь. – Все будут несказанно рады видеть тебя в такой одежде.
– Я рад и горжусь Вами, княгиня. Хоть я и родился в Киеве, но как истый малороссиянин, я больше люблю крестьянскую одежду, тем более что она Вам очень к лицу. Вы просто восхитительны.
– Благодарю Вас, Лев Ильич, Вы очень любезны...
Карелин испепелил врача ревнивым взглядом, а Федор, не шелохнувшись, смотрел на светящуюся от счастья пару лихорадочно горящими, грустными глазами
– Иван Федорович поедет с нами, – радостно объявил Александр. – Я велел запрячь большую бричку на четверых. Ему там будет удобно, да и Лев Ильич под боком, так что никакой опасности. Катя с Нюшкой поедут следом в дрожках.
– Коли позволишь, батюшка, я бы осталась здесь, присмотрела за домом, – робко заикнулась Катя.
– Неужели тебе не хочется поехать на сельское гуляние? – удивился Карелин. Немного отойдя от остальных, он положил руку на плечо верной служанки, вгляделся в ее добродушное лицо, а затем спросил: – Это ведь ты надумала одеть Елизавету Ивановну крестьянкой?
– Нет, барин, она сама так надумала, порадовать тебя хотела. Я только сказала ей, что тебе дюже понравилось бы, ты же всегда по-крестьянски одеваешься, когда в поля едешь.
– Это другое дело. Мне-то положено так одеваться, а Лиза переоделась крестьянкой... и мне очень дорого ее внимание.
В солидную открытую бричку на массивных колесах была запряжена тройка крепких лошадей. Не спрашивая разрешения, Карелин подхватил Лизу на руки, подсадил на козлы, быстро сел рядом с ней и взял в руки вожжи и кнут. Он посмотрел на жену, и загрубелые черты его крестьянского лица смягчились от осветившей его улыбки.
– Как ты прекрасна в этом наряде, Лиза, – тихо прошептал он ей на ухо. – Я и не думал, что он будет тебе так к лицу... Тебя можно принять за женку простого мужика...
Пустив по дороге тройку коней резвым аллюром, Карелин одной рукой обнял жену за талию и крепко прижал к себе, чтобы она не свалилась, а другой правил лошадьми. Лиза прикрыла глаза, подумав, что была бы счастлива, очень счастлива, если бы не Федор Лаврецкий, сидящий позади.
Гулянье началось с самого утра. Старый поп торжественно прочел молитву и благословил поля, окропив святой водой первые, вспаханные на них плугом борозды, и упавшие в них золотистые зерна. Потом в тени под сенью огромных, кряжистых деревьев, росших вдоль главной улицы села, для всех был накрыт праздничный обед, привезенный из господского дома в больших корзинах. В полдень поджаренная на костре телятина и баранина была поделена между всеми сельчанами и крестьянами из близлежащих окрестностей. Сюда съехались все поместные слуги. Родственники и друзья разбились на группки и вместе пели, плясали и пили пиво из огромных бочонков, выставленных на сельской площади. Простодушная радость появлялась на прожаренных солнцем лицах сельчан при виде юной восемнадцатилетней Нюшки в ее цветастой плахте, с воодушевлением играющей роль виночерпия, чьи руки буквально порхали в воздухе. Неожиданно девушка испуганно отшатнулась в сторону. Прокладывая себе дорогу среди людей, окруживших три огромных бочонка с пивом, к ней приближалась какая-то женщина, сдвинув назад повязанный на голове грязный шерстяной платок. По бокам ее неприятного, почерневшего от непогоды лица висели серые нечесаные космы. На вид возраст женщины определить было нельзя, так же как нельзя было определить цвет лохмотьев, в которые она была одета, но ярко-красный нос, рассеянный, мутный взгляд бегающих глаз и нетвердая походка выдавали в ней выпивоху. [прим:виночерпий – лицо, подносившее напитки на пиру]
– Что ты здесь делаешь, Марфа? – Владимир шагнул навстречу женщине.
– Не думай, что я пришла сюда пить пиво, эту грязную водицу... я пришла за куском хлеба... – с насмешливо-угрожающей издевкой ответила она.
Увидев Марфу, все замолчали и расступились, отойдя на шаг назад. Левой рукой женщина опиралась на длинную суковатую палку, похожую на посох паломника, а правой рукой протягивала отколотый по краям выщербленный горшочек к крану пивной бочки.
– Не ты ли говорила, что это грязная водица? – спросил Владимир.