Ненавистный брак
Шрифт:
– Ты ненавидишь барыню? – спросила она с недоброй улыбкой на губах. – Скажи, не бойся!
– Ты тоже ненавидишь ее? – переспросила в свою очередь Марфа.
С легким беспокойством Наташа огляделась вокруг, но никто не подсматривал за ними и не мог услышать их разговор. Все было тихо и спокойно на широком раздолье полей. Ничуть не церемонясь, Маслова панибратски, едва ли не по-свойски, положила свою изящную, тонкую белую руку на плечо нищенки.
– Я думаю, мы с тобой подружимся, Марфа... – пробормотала она и, вытащив из кошелечка пять рублей, протянула их бродяжке.
Глаза
– Возьми деньги, – сказала Наташа и добавила. – Ступай в Орловку и купи себе самогона, сколько пожелаешь... и хлеба, если хочешь.
– Что мне сделать, чтобы отблагодарить тебя за твою доброту?
– Пока не знаю, мне нужно подумать, но я дам тебе гораздо больше, Марфа, если ты побожишься сделать все, что я велю...
– Да я даже убью, матушка, если ты велишь. Вот те крест, – нищенка истово перекрестилась, и Маслова усмехнулась. Она достала еще несколько монет и подала их Марфе.
– Вот, я хочу, чтобы ты купила мне самогона. Ступай сию же минуту в деревню, а потом возвращайся сюда. Не ищи меня, я сама тебя найду. Я приду сюда ночью, около трех. И помни – обо мне ни слова. Думай, о чем говоришь... Будет лучше, если ты прикроешь свою растрепанную голову и лицо. – Наташа быстро развязала и стянула с шеи шелковый платок, и швырнула его в руки Марфы.
Старуха быстро схватила красивую вещицу своими скрюченными, узловатыми пальцами, донельзя счастливая перепавшим ей подарком. Она смотрела, как Наташа быстро вскочила в седло, сжала поводья и с удалью лихого всадника поскакала галопом к старинному поместью. Едва Маслова скрылась из виду, Марфа неслышно, как зверь, вернулась в свое тайное логово.
А между тем Александр подскакал к Лизе, мирно разговаривающей со священником. Она как раз обещала старому батюшке после рождения наследника попросить Александра уменьшить барщину, уверенная в том, что муж ей не откажет. Батюшка довольно улыбнулся, тоже уверенный в том, что князь не будет торговаться с матерью своего ребенка. Удивленная скорым возвращением мужа, Лиза радостно поспешила ему навстречу. Супруги шли вдоль края возделанного поля и оживленно говорили о делах. Карелин заметил, что сегодня крестьяне работали лучше, чем всегда, о чем без обиняков заявил священнику и жене. Лиза с восторгом говорила о весне и об этих землях, которые являлись житницей России, и могли бы стать закромами всего мира, если бы их возделывали такие люди, как князь.
Суровое лицо Александра смягчилось и стало умиротворенно-нежным. Нежность придавала ему в глазах Лизы б'oльшую силу и красоту, и делала его таким безгранично любимым. Немного погодя, Карелины распрощались со священником и вернулись домой. Когда они вошли в гостиную, купавшуюся в золотистых лучах весеннего солнца, Александр подошел к жене, стоявшей у рояля неподалеку от окна, и неожиданно прошептал:
– Лиза, я должен кое в чем тебе признаться... Я получил два письма от Павлы Петровны. Они предназначались тебе, но я распечатал их, поскольку на конвертах было написано мое имя. Павла Петровна хочет знать, как ты... Прости меня за то, что не сказал тебе раньше.
– Не думаю, чтобы я ее интересовала, для этого у меня не так уж много денег, – голос Лизы слегка дрогнул. – Но, скажи, нет ли в письме каких-нибудь вестей о Дмитрии... Мне хотелось бы узнать о нем.
– Есть... Дмитрий подался в уланы и служит в полковой разведке. Больше Павла Петровна ничего о нем не знает, да и и я тоже, хотя и велел разузнать. Полагаю, он служит под другим именем. Павла Петровна убеждена, что он пошел служить в память о вашем пап'a, и хочет, чтобы ты об этом знала...
– Значит, маман осталась одна, – еле слышно прошептала Лиза, чья злость на мать полностью испарилась. – Александр, я знаю, что ты назначил ей ренту, и благодарна тебе за твое великодушие.
Девушка чувствовала свое унижение всегда, когда речь шла о деликатной денежной теме, и вспоминала свою мать, переступившую через них обоих. Лиза подумала о Дмитрии, и ее сердце на секунду сжалось. Девушка мысленно вознесла молитву Пречистой Деве, чтобы она оберегла брата и позволила им увидеться снова. Александр наблюдал за женой.
– Я подумал, что после рождения нашего ребенка ты, возможно, захочешь вернуться в Керловку… или в Петербург, – медленно произнес он.
– Нет, Александр… я хочу остаться здесь, в Малороссии, – твердо ответила мужу Лиза.
Князь почувствовал, как его душа раскрывается навстречу свету, и лучистые потоки радости пронизывают его насквозь, заполняя до самых глубин. Однако искристому веселью не суждено было перелиться через край. Услышав знакомые шаги за спиной, Александр обернулся, и с видимым усилием сдержал охватившее его нетерпение.
– О-о-о, какой сюрприз! – неестественно радостным голосом воскликнула только что вошедшая в дом Наташа. – Я думала, что вернусь домой первой. Вы, должно, быть, летели на крыльях, чтобы опередить меня. Александр, я думала, что ты пообедаешь в деревне вместе со священником и господином Ежовым, который, как мне сказали, поехал туда, чтобы разыскать княгиню и присоединиться ко всем… А господин Ежов весьма симпатичный молодой человек, не правда ли?
Ничего не ответив, Лиза молча пожала плечами, а Александр, сославшись на то, что ему нужно найти письма Павлы Петровны и передать их жене, ушел в свой кабинет.
Наташа двинулась следом за князем, ничуть не беспокоясь присутствием княгини, и Лиза, в свою очередь, тоже пошла к себе.
– Где жена? – спросил Александр вошедшую в кабинет Наташу.
– Думаю, пошла к себе. Видимо, ей захотелось побыть одной. Должно быть, она опечалилась, когда ты сообщил ей новости о ее родне, вот ей и захотелось побыть наедине со своими воспоминаниями… Но как бы то ни было, ты, вероятно, должен понять ее, посочувствовать и простить…
Глубоко раненый в своих чувствах, Александр ничего не ответил. В его душе снова всколыхнулись забытые, было, сомнения. Давней подруге снова удалось сбросить его с высот небес на грешную землю, пробудив в нем злость, о которую так часто разбивалась его любовь к Лизе. Рядом с Лизой сомнение, раздражение, отчаяние и тоска от того, что честь не позволяла ему простить ее вину, исчезали, но перед наигранной фальшиво-сочувственной улыбкой Наташи они разрастались в громадные глыбы.