Ненавистный брак

Адамс Браво Каридад

– Любимая, я не хочу, чтобы ты брала на себя обязательства, которые не сможешь выполнить, потому что я не позволю тебе сделать это, – решительно заявил он. А затем, поздоровавшись с Федором, попросил повторить ту часть рассказа, которую он не слышал.

– Я знаю, что никогда не нравился тебе, Фридрих, – закончил Лаврецкий. – Я бедный родственник, который доставляет одно беспокойство.

– Довольно сантиментов. Пойми, что я не могу принять то, что ты предлагаешь Наде. По какому праву мы поедем туда, куда нас не зовут? По-твоему, мы проедем через всю Россию и заявимся в дом достопочтенного дворянина,

который вовсе и не думал приглашать нас в гости? Свалимся как снег ему на голову только потому, что тебе кажется, что подруга моей жены в опасности? Нет, Федор, даже не заикайся об этом!..

– Ты прав, я не должен был этого говорить, – холодно ответил Лаврецкий, – из людей ты самый большой эгоист, но это не имеет значения. Если передо мной закрыты все пути, я проложу себе дорогу над препятствиями.

– Об этом тебе следовало думать до того, как Лиза вышла замуж за другого, – жестко и зло сказал Кумазин, – а теперь встревать поздно.

– Поздно или рано, но Лизу я не брошу. Я знаю, что ее жизнь в опасности, и во что бы то ни стало, сумею защитить ее!

– Делай, что хочешь, только Надю не беспокой.

– Простите великодушно! Я забыл, что вы слишком счастливы, чтобы думать о страданиях других. Прощайте! – Федор быстрым шагом вышел из комнаты. Надя бросилась за братом, но Кумазин остановил жену.

– Оставь его, Надя. Пусть идет! Где была его храбрость, когда это было нужно? Почему тогда он вел себя как трус?

Федор с головокружительной скоростью сбежал по ступенькам. Он был слеп и безрассудно зол. Именно последние слова Кумазина разбередили чувствительные струны его души. Эти слова были жгучим упреком, а он и сам много раз упрекал себя за трусость. Почему он не боролся за Лизу раньше? Почему ждал и надеялся, что все сделает она? Как он не понял, что в Лизе вся его жизнь, и лучше умереть, чем позволить увезти ее?

Когда Надя спустилась вниз, в прихожей уже никого не было. Дворецкий доложил, что ее кузен уехал в том же экипаже, что и приехал. Напрасно Кумазин пытался успокоить жену – Надя безутешно плакала, вспоминая, что Лиза была ей не просто подружкой, а почти что сестрой. И дело касалось ее деспотичного мужа, эгоистичного чудовища и тирана. Около часа Надя рыдала и умоляла мужа сделать что-нибудь.

– Что ты хочешь, чтобы я сделал? – не выдержал, наконец, Кумазин.

– А ты сделаешь то, что я попрошу?

– Ты же знаешь, что да. Всегда заканчивается тем, что я исполняю все твои глупости, на которых ты настаиваешь. Ты хочешь поехать навестить Лизу? Отлично... Мы промчимся через всю Россию, чтобы повидаться с ней. Только не плачь, ты же знаешь, что я не выношу твоих слез и выполню любое чудачество, которое придет тебе в голову. Мы сделаем все, что ты пожелаешь.

– Фридрих, любимый, жизнь моя!

– И твой ненавистный тиран, – ответил он с легкой досадой. – Давай решим, с чего начать.

– Ну не принимай такой жертвенный вид, это тебе не идет... Я тебя обожаю, ты самый разумный, справедливый и великодушный человек на земле. Кстати, ты часто говорил о том, что хочешь поехать в Малороссию.

– Но не при таких обстоятельствах, Надя!

– В это время года карелинские угодья, должно быть, восхитительны, там сущий рай. А если Федор преувеличил опасность,

тем лучше: мы проведем очаровательную весну в Малороссии и спокойно вернемся с чистой совестью.

– Да, очаровательную. Скорее всего, мне придется драться с князем на дуэли, и он разрубит меня саблей пополам.

Надя рассмеялась, и Кумазин с любовью поцеловал жену.

***

На землю опустился хмурый весенний вечер. За окном было так пасмурно, что казалось, на дворе уже осень. Прошел месяц, как Федор покинул Карелинку, и все это время дождь лил как из ведра. Густые, шальные и звонкие весенние ливни превратили черноземные поля в болота, а дороги в грязевые озера. Лиза уже не могла сопровождать мужа в верховых поездках, и Наташа была счастлива занять ее место. Обычно компанию молодой княгине составлял Лев Ильич, с беспокойством наблюдавший за ней. Бледное, печальное лицо Лизы всегда выражало опасение и тревогу. Лев Ильич понимал основную причину этой молчаливой боли: Лиза постоянно видела мужа рядом с Наташей. И он не ошибался: конечно, Лиза боялась, что Наташа может сказать что-то Александру о той злосчастной сцене, разыгравшейся у дверей ее спальни, но поистине невыносимым мучением для нее было знать, что ее муж всегда рядом с Масловой, и что они повсюду ходят вместе.

– Ну-с, дождь уже закончился, – радостно заметил Лев Ильич, глядя в окно. – Ветер унес тучи. Бьюсь об заклад, что денек завтра будет погожий, так что осмелюсь прописать Вам славную прогулку. Вам нужен свежий воздух, солнце и умеренный моцион.

Почти неслышно в комнату вошел Карелин и подошел к Лизе.

– Как ты себя чувствуешь? – ласково улыбаясь, нежно спросил он жену и, повернувшись ко Льву Ильичу, продолжил расспросы. – Ну что у нас, доктор?

– Я прописал княгине изменить свою жизнь. Ей нужно подышать воздухом, немного отвлечься и успокоиться.

– Скверная была погода. Как истинный землепашец в душе, я благословляю эти ливни, но все же надеюсь, в ближайшие дни погода изменится. Мы с Наташей объезжали поля, так лошади по ступицу вязли в этом болоте.

Карелин снова был похож на того мужика, с каким Лиза познакомилась когда-то: он стоял в перемазанных жидкой грязью сапогах, с всклокоченными волосами, и курил свою длинную трубку, наполняя комнату крепким и едким дымом. Только теперь Лиза находила его восхитительно красивым.

– Сегодня вы приехали с другой стороны, – промолвил доктор. – Мы с княгиней каждый вечер стоим у этого окна и смотрим, как вы подъезжаете к дому, а сегодня проглядели ваш приезд.

Александр снова улыбнулся, глядя на жену, но она отвела глаза. Лиза завидовала той привольной жизни, которую делила с ним другая. Она тревожилась и ревновала, и не могла сдержать своих чувств.

– Что с тобой, Лизонька? Тебе скучно? – спросил Карелин.

– Я ничего не говорила, Александр, – мягко ответила Лиза.

– Именно потому, что ты молчишь, я думаю, что тебя раздражает моя болтовня.

– Ткань для детского приданого привезут из Киева на следующей неделе, – деловито сообщила Наташа, как всегда, не постучавшись, войдя в комнату и продолжая трещать как сорока, но Лиза упрямо молчала, и, в конце концов, Маслова тоже умолкла.