Ненавижу блондинов
Шрифт:
— Надеюсь, не скоро, моя хорошая. — провела шершавой ладонью по щеке. От бабули всегда пахнет выпечкой и стиральным порошком…»
Почему я не вспоминала об этом до этого дня?! Почему моя память решила покорно забыть этот разговор? И был ли он? Да, скорее всего, это изменённое воспоминание на фоне стресса. Или все же…
— Яр, у лекарства, что ты мне дал, есть побочки? — слишком сосредоточенно спросила, но увидев недоумевающий взгляд парня, пояснила. — Ну, галлюцинации или навязчивые воспоминания?
— Не знаю. —
— Ладно не суть. — потёрла виски. Нет, все равно, до тех пор, пока я не буду убеждена, что никакого ящика не существует, я не успокоюсь. А таблетка классная, плакать не хочется и внутри не ноет. — Яр, я возвращаюсь в квартиру. — взялась за ручку двери.
— Ты уверена? Хочешь ещё раз сознание потерять?! Ир, это не шутки. — нахмурился.
— Мне надо кое-что срочно проверить. — жалостливо посмотрела. — Это очень важно.
— Хорошо, пошли. — поджал губы. — Одну тебя я точно не отпущу теперь.
Не особо дожидаясь Яра, галопом пронеслась до квартиры.
— Мам, пап, посидите, пожалуйста на кухне. Чайку там попейте, отдохните, что вы там ещё обычно делаете. — буквально выпихала родителей из гостиной. Обменявшись ничего не понимающими взглядами с Яром, они дружной компанией пошли за стол.
Честно, я и сама не особо понимаю, с чего я взяла, что тот разговор — не полет моей детской фантазии. Стою посреди гостиной и воспроизвожу сказанные ею слова: «в шкафу». А с чего я вообще взяла, что мы говорили про гостиную. Ладно, надо же с чего-то начинать.
Ещё раз оглядываюсь, поворачиваясь вокруг своей оси, и осознаю, что с любой точки, как бы ты не смотрел на комнату, ты всегда видишь шкаф-стенку. Голову на отсечение — это он. Ящик, ящик. Как выглядит ящик? Он выдвижной или это коробка с крышкой?
«Внутри то, что дорого мне» — это же может быть все, что угодно. Решаю не тратить время попусту и просто выдвигаю все ящики подряд, один за другим. Документы, фотографии, письма, разные безделушки, лекарства — все то, что всегда было в общем доступе и никогда не скрывалось. Это точно не то.
Ящик. Здесь нет больше ящиков. Может имелось в виду что-то другое. Может это какая-то аллегория? Какая, к черту, аллегория?! Ящик есть ящик. Не теряя надежды докопаться до правды и найти то, что следовало, начинаю выгребать полотенца, постельное белье из верхних отделений. Ничего. Засовываю назад и еще раз внимательно осматриваю «стенку». Остаётся только зеркально-стеклянный стенд с сервизом. Здесь точно никакого ящика быть не может. Тут все насквозь прозрачное.
Но что-то внутри буквально настаивает на том, что я двигаюсь в правильном направлении. Плюю на рациональность и логику и аккуратно достаю «хрустальную гордость» бабули. Среди различной посуды «на случай, если придут гости» достаю рамку. Черно-белое фото, где бабушка и дедушка ещё совсем молодые. Она запрыгнула на него и обняла за шею, он придерживает её за лодыжки. У обоих на лицах сверкают улыбки, очевидно, что здесь они совершенно точно счастливы.
Убираю и этот последний элемент. Критически оглядываю совсем пустую нишу.
— Милая, что ты делаешь? — аккуратно интересуется Яр.
— Я не сумасшедшая. — задумчиво отвечаю.
— Я этого не говорил. Так что ты делаешь?
— Я почти уверена, что здесь есть тайник. — тыкаю пальцем на полку. — Но я не могу его найти. — вздохнула, а потом решила повторить. — Я психически здорова. — со стороны это могло на самом деле показаться бредом сумасшедшего.
— Ну-ка, отойди. — отодвинул меня Яр и сам приблизился к шкафу. Подергал держатели, которые обхватывали зеркало сбоку, затем те, которые были ближе всего к стене. Не успеваю моргнуть, как он снимает две петли и убирает зеркало.
— С ума сойти. — поражённо выдыхаю я, все ещё не веря своим глазам. За обычной зеркальной панелью скрывался сейф. Простенький, без наворотов, но сейф. Это так странно: обычно же бабушки хранят все под матрасом.
— Неплохо. — резюмирует Яр. — Здесь код, стандартный, четырёхзначный. Ты знаешь, что это может быть?
— Нет. — помотала головой, физически ощущая мандраж по телу. Такое странное чувство — осознавать, что тот разговор был на самом деле, что я не выдумала его под действием успокоительного и самое важное — бабушка доверила его только мне.
— Четыре знака, — задумалась я, — это может быть какой-то год. Год рождения — слишком глупо. — села на диван и взяла фотографию в руки. А что если эта фотография и есть год? Не зря же она стояла прямо перед панелью. М-да, Исаева, тебе точно нельзя смотреть детективы. С другой стороны, я же ничего не теряю? — ещё раз повертела рамку и открыла крышку. Надпись ручкой размашистым дедушкиным почерком: «С любимой, 1972»
Это оно. Теперь я стопроцентно уверена в этом. Безумно интересно, что внутри. Подхожу к сейфу и нажимаю кнопки. На тихий писк приходят родители и, мягко говоря, удивляются: разворошенная комната, растрепанная я, с красными, но горящими глазами, пытающийся сохранять невозмутимый вид Нечаев и сейф. Сейф в серванте. В том самом, что стоял в нашей семье долгие-долгие годы.
Заветные буквы «OPEN», легкий щелчок замка и передо мной предстают две папки формата А4, сверху на них лежит конверт. Достаю все и вновь сажусь на диван. Мама, не меньше моего потрясенная увиденным, садится рядом. Открываю конверт и вижу строки, написанные бабушкиным каллиграфическим почерком:
«Моя дорогая Ирочка,
Я очень надеюсь, что ты читаешь это письмо потому, что вспомнила наш давнишний разговор, а не потому, что вы решили делать ремонт в квартире.» — нервный смешок вырвался из моего рта. Продолжаю пробегаться глазами по буквам, — «Я знаю, что вам сейчас очень плохо, поэтому никогда не отдаляйтесь друг от друга. Скажи Оле, что я ее люблю, и чтобы она переставала лить слезы — ей еще дочь на ноги ставить. А вообще, пусть она сама потом это прочитает.