Ненавижу
Шрифт:
Эдик наблюдал за профессором. В глазах Семена Петровича мелькнуло то самое выражение, которого он так долго ждал. Похоже, сегодня повезло: еще одна золотая рыбка радостно заглотнула наживку. Теперь надобно аккуратно подсечь и поместить до поры до времени в аквариум надежды. Любопытно смотреть на лицо человека, когда он понимает, что может получить все сразу, не отходя от кассы. А еще говорят, что мечты редко сбываются. Главное — понять механизм. Все остальное — дело техники. Жаль, что нельзя проникнуть в чужие мысли. О чем он все-таки думает?
Доктор культурологических наук, профессор Семен Петрович Мазурик думал о язычестве. О той странной системе ценностей, которая сложилась у этих племен. Око за око, зуб за зуб, смерть за смерть.
Договор лежал перед ним. Нужно поставить свою подпись и вперед, на свободу. Но Мазурик медлил. Остановись, мгновенье, ты прекрасно! Подарок судьбы. Заслуженный подарок.
Эдик смотрел на него изучающее:
— Семен Петрович, может быть, некорректный вопрос… Но все-таки… Вы за рубеж как, с женой или без?
Семен Петрович покраснел как школьник, пойманный около женской бани в субботу.
— Без.
— А что так, надоела?
— Вы спрашиваете из любопытства или… по другой причине?
— По другой. Задумал семейную викторину: "Для тех, кто после сорока". Милое, семейное представление. Никаких детей, никаких "папа, мама, я" — дружная семья. Только муж и жена. Не надо надрываться и строить дом, не надо готовить заморские деликатесы и давать оплеухи друг другу, не нужно даже проводить совместную уборку с залетными блондинками. Нужно просто ответить на несколько вопросов ведущего и психолога, рассказать какой-нибудь смешной случай из жизни, поцеловаться… В перерыве кто-нибудь споет про погоду в доме. Вот и все. Как видите, ничего особенного. Просто, без особых изысков, но успех гарантирован. Народ будет рыдать от умиления и зависти. Знаете, уже стал писать сценарий, но тут в руки попалась любопытная книжица. Смешные данные попались… Оказывается, полноценная нормальная семья в России — нонсенс, особенно, если оба супруга перешагнули сорокалетний рубеж. Из десяти пар все десять атипичные. Разводы, измены, драки, насилие, инцест, дети-наркоманы, жены-лесбиянки и мужья-импотенты. Не получается у меня семейная викторина… Вот я и подумал, может, вы счастливое исключение. Пригласил бы вас на шоу вместе с супругой, а потом отправил бы со спокойной душой в…Америку. Строить новую жизнь.
Откуда он знает? Мазурик выдавил из себя стерильную улыбку, сжав пальцы ног. Ботинки вздулись от возмущения. Вот тебе, батюшка, и Юрьев день. Вот тебе и эйфория. Вот тебе и лохотрон. Интуицию не пропьешь, она либо есть, либо нет. Все подстроено. Значит, за ним следили. А что теперь? Шантаж? Только этого и не хватало. Все так некстати. Впрочем, когда шантаж был кстати? Странно, почему он не уходит. Всего-то и нужно: встать, сделать несколько шагов по направлению к двери и с достоинством покинуть офис. Выйдем из этих отвратительных стен! Воздуху, воздуху, воздуху! Тьфу ты. Опять цитаты в голову полезли. Верный признак того, что все-таки запаниковал. Спокойно, Ипполит, спокойно. Сейчас ты поднимешься и достойно пойдешь вон. До двери степенно, вальяжно, но потом побежишь, чтобы последнее слово не в спину. Нас не догонят, нас не догонят! Господи, кажется, я сошел с ума. Итак, встали, поклонились, ушли…
Стоп! А как же мечта о маленьком домике и грин-карте? Ведь она почти
Если ты сделал паузу, то тяни ее, сколько можешь… Но пауза слишком затянулась. Сейчас лопнет. Как чеховская струна. Первая или вторая? Черт, он определенно паникует. Надо успокоиться. Итак, релакс. В угол, на нос, на предмет. Легче? Вроде бы…
Семен судорожно формулировал фразу, достойную доктора культурологии:
— Молодой человек, уверяю вас, что возраст здесь совсем не причем. Дело в психологии. От своей второй половины можно устать и через час после свадьбы. В двадцать пять легко задуматься о бессмысленности существования. В тридцать — пуститься во все тяжкие, а к сорока неожиданно прозреть.
— Вы прозрели? — без всякой иронии и очень серьезно спросил Эдик.
— А вы? — вопросом на вопрос ответил Мазурик.
— Давно. Хотя, если признаться, несколько насильственным образом. Пришел однажды домой, как в скверном анекдоте, и… прозрел. Иногда думаешь, всего каких-то полчаса, и жизнь сложилась бы совсем по-другому. Можно было зайти в магазин, встретиться с приятелем, застрять в дорожной пробке. Но я спешил домой. С букетом ее любимых цветов. У нас была пятая годовщина свадьбы… Открываю дверь, а в прихожей уже просохший чужой зонтик и чужие ботинки. Впрочем, что об этом говорить. Все равно ничего нельзя изменить. Она живет с другим человеком и как будто счастлива. Я — один и тоже вроде бы счастлив. Всем сестрам по серьгам. Вот, делаю новую программу.
— Вы не правы, — качнул бородой профессор Мазурик.
— В чем не прав? В том, что делаю новую программу?
— И в этом тоже. Но сейчас речь не об этом. Я насчет того, что ничего нельзя исправить. Пока живешь — можно. Только нужен шанс. И лучше, чтобы он был последним. Потому что только последний шанс, по сути, и реален. Балансируя на грани, человек способен на все. И в первую очередь на то, чтобы изменить свою жизнь. Я совершенно в этом уверен.
— Любопытная теория, — Эдуард с наслаждением отхлебнул кофе. — Допустим, я неизлечимо болен. Подчеркиваю — допустим. Не делайте похоронного лица. Ко мне приходит бог, черт, судьба — неважно. И предлагает: я помогу тебе — дам шанс, ты поправишься, но в обмен ты должен полностью себя изменить. Не себе, а себя. Почувствуйте разницу. Не пить, не курить, не колоться, не изменять жене, нести людям разумное, доброе, вечное. Был католиком, станешь — протестантом. Был толстым — будешь худым. В общем, жизнь становится своим же антиподом. Как вы считаете, Семен Петрович, я способен измениться перед лицом смерти?
— Вы утрируете! В логике есть такое определение: подмена понятий…
— Не надо логики! Не хочу логику! Все-таки? Да или нет?
— Да!
— А вот и нет. Ни черта человек не изменится. Как пил, так и будет пить, как гонялся за юбками, так и будет гоняться… И будет это делать еще с большим удовольствием, потому что это удовольствие уже сегодня может стать последним в его судьбе. И знаете, что еще? Дело тут не в психологии. Он остается прежним и даже усугубляет свои пороки не потому, что ему это нравится. А потому, что он привык это делать. Еще раз почувствуйте разницу! Вот так же и вы, Семен Петрович, не сможете найти свою обетованную землю. Выяснится, что в Израиле окажется слишком много евреев, в Германии — будет пахнуть кислой капустой, в Америке феминистки подадут на вас в суд за какой-нибудь тупой комплимент… Не спасет ни маленький домик, ни грин-карта, ни ваш хваленый последний шанс. Что вы молчите?