Ненавижу
Шрифт:
Он ворвался сюда, вооружившись законом. Закон гарантировал соблюдение всех его прав, сулил многотысячный иск и торжество справедливости. Потренировавшись перед зеркалом, Эдик приготовил убийственную фразу: "Я подаю на вас в суд!". Так и вошел в кабинет: с гордо поднятой головой и двумя стопками водки в желудке.
Штатный юрист не испугался. Отложил закон в сторону. Похлопал по плечу. И популярно объяснил автору его права и обязанности. Прав — ноль. Обязанности — пойти по известному адресу и постараться получить максимально возможное удовольствие. Иначе многотысячный иск и торжество справедливости. Понял, нет?
Аргументы вкупе с водкой
Следующий сценарий действительно пошел. Викторина, придуманная Эдиком, мгновенно стала популярной, получив все мыслимые и немыслимые телевизионные премии. Эдик смотрел трансляцию «Тэфи». Сытые телеакадемики. Хамоватые звездочки. Народные артисты. Заслуженные подлецы. Счастливое лицо главного. Тот не влезал в экран, лучась широкой улыбкой. Иногда камера выхватывала очаровательную спутницу телебосса. Эдик мрачно глотал теплую водку: "И чем я ей не угодил?".
С тех пор так и повелось. Примерно раз в полгода происходил рецидив. Эдик приносил очередной сценарий, выслушивал хвалебные возгласы и получал изысканный пинок под зад. Иногда он себя спрашивал, сколько можно наступать на одни и те же грабли. Но с настойчивостью интеллектуального маньяка наступал вновь и вновь. Как сейчас, например. Он не сомневался, что на канале уже полным ходом идут пилотные съемки. И вскоре страна будет чествовать нового героя. Не его. Черт побери, опять не его.
Он убыстрил шаг, завернул за поворот и столкнулся со Светланой Борисовной. Наш старейший работник — так ее представляли на всех торжественных вечерах и праздниках. В будние дни — старушка на побегушках: "Света, сначала поди туда, затем сюда, принеси то, не забудь это! Поторопись, Светуля, это телевидение, и оно не может ждать вечность!". Ее все так и звали — Света, Светик, Светуля. И только один Эдик — Светлана Борисовна. В память о прошлых днях, когда он приходил сюда если не героем, то, по крайней мере, весьма перспективным молодым журналистом. Сколько лет прошло? Много. Ведь он помнил ее бальзаковский возраст, зрелое очарование и первые морщинки на счастливом лице. И что скрывать, даже был немножко влюблен. В пику Мамонт-Дальскому, в которого был влюблена она.
Телевидение не может ждать вечность. И даже самые признанные герои очень быстро становятся вчерашними. Пария всегда чувствует изгоя, изгой — парию. Но как-то ведь удержались, чтобы хотя бы иногда встречаться в накуренных калуарах?
Эдик нацепил бодрую улыбку, расшаркался, и не смог сделать ни шага… Обычно Светлана Борисовна, встретив Эдика, вела его в свою каморку: отпаивать чаем и утешать, но сегодня…
Всхлипывая, она баюкала багровую руку, на которой уже проступили отвратительные и болезненные волдыри.
— Что случилось? — он инстинктивно потянулся, но тут же одернул ладонь, опасаясь сделать ей еще больнее.
— Ничего, Эдинька, ничего. Стакан с кипятком на себя опрокинула, старая. Мазью помажу, и пройдет.
Интуитивно Эдик понял: врет.
— Вас кто-то обидел?
Она беспомощно мотнула головой:
— Ну, что ты милый! Кто ж здесь старуху-то обидит? Люди вежливые, внимательные, интеллигентные…
Толчок, и Эдик отлетел в сторону.
В лучших традициях отечественных сериалов двинулись массивные секьюрити, за спинами которых скрывался никто иной, как пересмешник российской эстрады — Филипп Бредосович собственной персоной. Обладатель всяких музыкальных премий. Певец. Актер. В будущем — модный писатель или дизайнер. Тут уж ничего предугадать нельзя — как карты лягут. Но, скорей, дизайнер. В литературе — там еще думать надо. А тут оделся, как бог послал, и сразу новый стиль. Эклектика называется. На голове — белая шляпа с павлиньим пером, оттеняющая крашеные кудри. Длинный серебристый плащ с красными драконами. Узкие кожаные штанишки, подчеркивающие сначала выпуклость гениталий, и только потом уже относительную стройность ног. Кокетливые сапожки со шпорами. Хипповатая рубаха почти до самого пупа открывает буйную, тщательно уложенную растительность. Платиновые цепи с золотым покрытием в три ряда вокруг шеи, блеск бриллиантов и стразов. Звезда!
Прошел, не глядя, обдав тяжелым духом парфюма и перегара, изображая торопливость. И только когда прошел, Эдик заметил, что Светлану Борисовну бьет крупная дрожь.
— Он? Это он сделал?! — указал на ожог.
Она стыдливо отвела взгляд и только коротко кивнула.
— Говнюк! — Эдик рванулся было вслед, но она повисла на нем. Задела больную руку. Ойкнула.
— Не надо, Эдинька! Не стоит того. Тебя и близко к нему не подпустят. Только покалечат.
— Покалечат — в суд подам, — мрачно буркнул Эдик. — Засажу! На зоне, знаете, как таких красавчиков любят?! В сметане, под хреном и еще в винном соусе.
Тем не менее, понимал, что права Светлана Борисовна, ой, как права… Вспомнить, что ли, для примера, что случилось с продавщицей цветов в киоске у метро, или с управляющим рестораном, сделавшим справедливое замечание? Иных уж нет, а те далече. Про журналистов и вовсе помолчим… Светлая память той розовой кофточке. Так что живым вполне мог и не уйти, оттого и бесился еще больше.
— В медпункт? — он обнял Светлану Борисовну за хрупкие плечи и осторожно повел к леснице: всего-то два пролета, три поворота, и мы у цели.
— Опять сценарий принес? — Светлана Борисовна тактично перевела тему, с больной руки на больную голову.
— Уже уношу, — Эдик перехватил поудобнее папку. — Встреча была короткой, но очень плодотворной. Меня еще так быстро не посылали на.
— Не пригодился?
— Пригодился, но не мне. Кто бы сомневался?! Тут вообще со стороны мало, что берут. А если и берут, то сразу своим объявляют. Вы же знаете.
— Ничего, поначалу всегда так бывает, потом тебя обязательно оценят. Пригласят…
— И даже наградят посмертно? — в нем с новой силой прорвалась обида. — Нет, Светлана Борисовна. Все было. Дважды в одну реку не входят. Сам виноват. Не удержался в струе, выплеснули, не заметив. Никто не оценит, никто не пригласит, и никто не наградит. В моде нынче хамы, они на волне популярности. Им почет и уважение. Вон звезда прошла, все расступились. Кто мы для нее? Быдло. А она кто для нас — звезда! Почувствуйте разницу! За что, кстати кипяточком-то обласкал?
— Да бог бы с ним, заживет… — она опять ушла от темы. — Филипп хороший, я его с детства знаю. Он ведь еще в программе "Шире круг записывался". Мальчик просто погорячился. Шоу оказалось неудачным, вот и сорвался на первого, кто под руку попался.