Неназываемый
Шрифт:
– Если бы ты тогда остался дома, – пробурчала она, выставив вперед клыки, пока он не видел. Ее коренные клыки начали расти в прошлом году. Они почти достигли нужной длины, но иногда десны болели, особенно во время уроков Парцы. Служанка из винной лавки постучала в дверь – пришло письмо, и Парца недовольно поморщился, но Ксорве не обратила на это внимания.
Послание было на редкость увесистым – тяжелый сверток, обернутый вощеной бумагой, перевязанный несколько раз шнуром и запечатанный куском сургуча без клейма. Сверху аккуратным
Ксорве не спеша расплатилась и поблагодарила служанку. До конца занятия с Парцей оставалась четверть часа, и она не собиралась упускать ни одной минуты передышки.
– Хватит тянуть, – крикнул Парца из гостиной. – Я не уйду, пока ты не скажешь это без ошибок. Мне некуда спешить.
– Ясно теперь, почему тебя выгнали из Карсажа, – пробормотала Ксорве себе под нос и вернулась в комнату с посылкой в руках.
– Я должна это прочесть, – сказала она. – Это может быть что-то важное.
Отчасти это было правдой. Она часто помогала Сетенаю с перепиской. Для нее это было хорошей возможностью поупражняться в языках. Если это письмо зашифровано, она не сможет его прочесть, но пока распакует и изучит содержимое в комнате Сетеная, сократит время занятия с Парцей еще секунд на тридцать.
Парца вздохнул и принялся перебирать свои бумаги – вмешиваться в дела Сетеная он не собирался. Ксорве села за стол и принялась обрезать бечевку.
Перерезав последний узел, она вдруг осознала, что упустила нечто важное. Письма для Сетеная всегда присылались на имя Пелтари. Его настоящего имени никто не знал.
– Черт, – сказала она.
– Ну и выражения, – заметил Парца, прищелкнув языком. – Но иного и не следовало ожидать, раз доктор Пелтари позволяет тебе якшаться с уличным отребьем…
Ксорве не слушала его. Пульс участился, в груди начал разрастаться ужас. Она судорожно оттолкнула сверток – сургучная печать начала разваливаться на куски и превращаться в пыль.
За печатью на бумаге обнаружился бурый символ из завитков и спиралей. Ксорве почувствовала себя так, будто откусила кусочек персика и обнаружила внутри клубок червей.
– Что ты… – сзади подошел Парца. – Колдовство, – произнес он тихим, но суровым тоном, какого от него никогда не слышала Ксорве. – Клянусь Матерью всех городов, это нечестивый дом…
– Это прислали почтой, Парца, – сказала Ксорве. Она отодвинула стул и встала, не отрывая взгляда от свертка. Задержала дыхание, как учили, изо всех сил пытаясь подавить подступающую панику. Что, если сверток взорвется? Она почти ничего не знала о магии – что ей делать?
Парца, продвигаясь к двери мимо дивана, молился на карсажийском. Ксорве было не до него.
Письмо начало распечатываться само по себе. Листки бумаги разворачивались с сухим жестким шелестом, подобным шороху чешуи на песке. Резко запахло раскаленным металлом, опаленными волосами – и чем-то еще, с чем Ксорве давно не сталкивалась.
– Во имя богов, – выдохнул Парца. Прижавшись к входной двери, он сражался с засовом. – Беги же, дуреха, нельзя на это смотреть.
Ксорве вовсе не хотела видеть содержимое свертка. Но как она будет смотреть в глаза Сетенаю, если вдруг их дом сгорит, взорвется, или случится что-то еще?
Со спокойствием, которого она от себя не ожидала, она вернулась к столу, за которым проходили занятия, и схватила словарь Парцы – внушительный том из кожи и пергамента, тяжелый как булыжник.
Письмо все еще разворачивалось. Ксорве подняла книгу над головой и обрушила ее на сверток. Что-то хрустнуло, и наступила тишина.
Ксорве опустилась на стул – до нее дошел весь ужас положения – и молча наблюдала. На всякий случай. Удостоверившись, что сверток не собирается оживать, она выбралась из квартиры на лестницу и встретила там Парцу.
– Я разобралась с этим, – сообщила она.
– Ты не можешь разобраться с магией, – ответил он, испепеляя ее взглядом. Парца часто так делал, но в этот раз к злости примешивался страх.
– Видимо, мне стоило последовать вашему примеру и сбежать, – заметила Ксорве.
– Да, – ответил Парца. – Если бы ты воспитывалась в цивилизованной стране, ты бы это знала. Убежать прочь и сообщить в Инквизиторат – правда, едва ли в этом проклятом мире есть отделение…
– Я просто уронила на него словарь, – сказала Ксорве, зная, что он взбесится.
– Мой словарь! – вскричал Парца. – Что… – он осекся. Она проследила за его взглядом и увидела, как что-то просачивается из-под входной двери.
Клубы какого-то темного вещества, похожего на жидкий дым, струйками расходились в разные стороны и ползли по полу к ним.
– Клянусь Матерью всех городов! – взвизгнул Парца. – Ты же якобы разобралась с этим?
Дым распространился уже на несколько метров от двери, он двигался куда быстрее, чем можно было ожидать. Дым поднимался вверх толчками, а затем собирался в тонкие черные щупальца. Ксорве казалось, что они тянутся к ней. Она пожалела, что оставила меч внутри, пусть даже толку от него было немного.
На мгновение она застыла, испытывая чувство вины и ужаса и глядя на движущийся дым. Парца вытолкнул ее перед собой, чтобы щупальца не добрались до него.
– Магия отвратительна богам, – сказал он. – Да простят нас Девятеро…
Она должна предупредить тех, кто внизу. В винной лавке это час самой оживленной торговли. Там собрались десятки людей, не подозревающих о том, что творится наверху.
Сетенай изо всех сил старался жить неприметно. Он никогда не пользовался магией. Но теперь им придется покинуть Серый Крюк. Парца видел слишком много, а уж если десятки завсегдатаев вынуждены будут сбежать из винной лавки – и того хуже. На этом их безбедная жизнь закончится.