Нэнси Паркер и сделка на миллион долларов
Шрифт:
Квентин нырнул за изгородь. Там пахло кошками. Мистер Чизман гордился своим садом, в особенности высокой изгородью жёлтого пятнистого лавра. Укрытие из неё вышло прекрасное, несмотря на вонь, царапины и листья, которые выглядели так, словно кого-то стошнило на них заварным кремом.
Он сверился с часами. Ровно четыре с половиной минуты он лежал неподвижно. За четыре с половиной минуты любой решит, что опасность миновала. Бесшумно, крадучись, Джон Хорсфилд выполз из укрытия. На четвереньках он добрался до края изгороди. Девчонка, если она ещё смотрит, не станет искать его там. Он выглянул.
Толстый рыжий
Девчонка исчезла.
– Квентин Айвс! – прогремел голос мистера Чизмана. – Что это ты задумал, мальчик? Вставай сейчас же и иди сюда!
3
Кто рано встаёт, тому бог подаёт
Меня взяли на РАБОТУ!!!
Теперь будущее выглядит так:
Я стану горничной. Конечно, не об этом я мечтала, но тётушка Би говорит: «Надо же с чего-то начинать». Ещё вчера я была школьницей, умирающей от тоски, а теперь я буду получать жалованье.
Напишу, как всё было, не хочу забыть о таком важном событии. (Пока я очень довольна тем, как наполняется мой журнал!)
Вчера вечером мы просматривали страницу с ВАКАНСИЯМИ в вечерней газете с тётушкой Би. На сцене или в магазине никакой работы не предлагали. Как и в детективном агентстве. Даже для взрослых и опытных.
Все ВАКАНСИИ были для прислуги.
Я расстроилась, но тётушка Би подчеркнула несколько мест, куда я могла бы обратиться. «Никогда не знаешь, к чему это приведёт», – сказала она. А бабуля добавила: «Кто рано встаёт, тому Бог подаёт. Поэтому отправляйся туда с самого утра, моя девочка!»
Так я и сделала.
И получила работу – у леди по имени миссис Брайс, которая живёт на Сент-Олбанс-роу, 11, в двух автобусных остановках от моего дома. Сначала я попробовалась в несколько других мест, но мне отказали. Первый раз – это был лысый дядька в блестящей чёрной жилетке, он взглянул на меня и сразу сказал: «Место занято. В следующий раз заходи с чёрного хода!» – и захлопнул дверь прямо перед моим лицом. (Кстати, эта дверь тоже была чёрная и блестящая.)
А ко второму дому я подошла с чёрного хода и обнаружила там толстенную женщину, которая изо всех сил выбивала ковёр. Её руки походили на варёные окорока. Она взглянула на меня – видимо, одного взгляда было достаточно – и сказала, что я слишком молодая и худосочная для этой работы. Я стояла в облаке пыли, поднимавшейся от ковра, стараясь не закашляться, а она подробнейшим образом рассказывала, почему я ей не подхожу. Мне должно быть минимум шестнадцать лет, я должна быть сильной и с опытом работы.
Откуда мне взять опыт работы, если я только что окончила школу?
Я ужасно расстроилась! Пришлось сменить три автобуса, пока я плутала в незнакомом районе. Новые туфли натирали пятки. День был тёплый, а я всегда краснею, как помидор, когда мне жарко. Платье, которое я тщательно отутюжила, помялось, а руки так вспотели, что типографская краска с газетных вырезок, которые тётушка Би дала мне с собой, стала стираться.
Оставался последний адрес, который уже сложно было разобрать. Место оказалось далеко не таким шикарным, как остальные. Сент-Олбанс-роу – уродливая ветхая терраса, без сада и дорожки к чёрному ходу. Когда я подошла к дому номер 11, симпатичная девица весьма нахального вида, минимум шестнадцати лет, спускалась по ступенькам и бросила на меня такой взгляд! Будто уже получила эту работу. А если и не получила, то знала, что мне тоже откажут.
Я всё равно постучалась в дверь (совсем не блестящую). Открыла сама миссис Брайс.
Она меня ПОРАЗИЛА. Я представляла кого-то вроде миссис Вокс, учительницы из воскресной школы: ледяной взгляд, седые волосы, пышная грудь, на которой болтались чёрные бусы. (Миссис Вокс – единственная элегантная дама, которую я знаю.) А миссис Брайс оказалась молодой особой. Она улыбнулась мне и пригласила войти! Сначала я решила, что платье у неё слишком уж невзрачное, но потом поняла, что оно очень даже МОДНОЕ.
Раз уж меня впустили в дом, я не собиралась проворонить такую возможность – поэтому применила весь свой актёрский талант и сказала самым лучшим актёрским голосом, на какой была способна: «Меня зовут Нэнси Паркер. Я только что окончила школу, но у меня большой опыт ведения хозяйства. Моя бабушка научила меня всему, что нужно знать».
(Хатя это не совсем так. У бабули очень своеобразная манера ведения хозяйства, и она
– Я сильная, – сказала я и показала ей руки. Они выглядели слишком уж нежными для того, кто привык к домашним заботам. И немного потными.
Я поспешила добавить: «У меня нет рекомендаций, но можете написать моей учительнице мисс Лэмб из Мейнроудской школы. Она подтвердит, что я старательная и трудолюбивая».
Я не забывала о вежливости и вставляла «мэм» после каждого слова. Тётушка Би предупредила меня: леди любят, когда к ним обращаются «мэм». И не надо горланить – «маам». И не надо бубнить, словно проглотила сливу, – «модом». Так делают в модных магазинах, и это звучит глупо. (Даже не знаю, когда тётушка Би успела побывать в модных магазинах!)
Миссис Брайс всё ещё улыбалась. Она спросила, сколько мне лет и работала ли я до этого, я повторила, что только что окончила школу, а потом странно посмотрела на меня, словно щитала в уме или ещё что-то в этом роде. Потом задала ещё один вопрос: «У тебя есть мама?» Я так удивилась. Хатя откуда мне знать: может, об этом всегда спрашивают, когда устраиваешься на работу. Я не хотела рассказывать о маме, вместо этого просто покачала головой.
Потом она спросила: «А отец?» Я ответила, что папа работает на фабрике по производству печенья. Я сказала, что он воевал, вдруг она подумает, что он не герой. Хатя с войны он вернулся совсем другим человеком. (Бабуля всегда так говорит. И я знаю, что это правда. Но о таком незачем рассказывать этой шикарной леди, которую я едва знаю.)