Нэнси Паркер и сделка на миллион долларов
Шрифт:
Клифф-Лодж | Сибурн, Пустошь | Сассекс
Дорогие мои.
Что вам рассказать? Новый дом потрясающий – вы бы видели! Мы не на побережье – жаль немного, – а в посёлке, за городом. Так что осликов и кукольные представления я пока не видела. Зато видела море. К нему ведёт тропинка, прямо через поля для гольфа. Я переживала, что гольфисты будут кричать на меня, но ничего подобного не случилось (на этот раз). К морю нужно долго спускаться! Тропинка ведёт к самому городу, если дойти до конца. Но
Должна вам сказать, каждый день над нами летает аэр-о-план с красным плакатом, на котором написано: ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В СОЛНЕЧНЫЙ СИБУРН!
Теперь я точно знаю, почему на побережье едут поправлять здоровье. Воздух здесь всегда такой свежий – голова кружится! Даже молоко другое на вкус. И тут так тихо (только птицы галдят). У меня уютная комнатка на верхнем этаже. Для прислуги три спальни, но кухарка провела там только одну ночь, а потом перебралась вниз, в каморку рядом с кухней, потому что ей не нравится, когда она так далеко!
Работы МАССА! Мне поручили выгуливать Сосиску дважды в день. Мы делаем только один круг вокруг лужайки, его короткие ножки быстро устают. Кое-кто из саседей кивает нам, остальные просто глазеют – особенно один невоспитанный мальчик, который прячется и шпионит. Говорят ведь, сельские жители простачки. Видимо, так оно и есть.
Несмотря на всё это, мне удалось дочитать «Убийство в тумане», и я начала «Вопль ужаса» – дух захватывает.
Какое длинное письмо! Люблю вас всех,
P. S. Дважды побывать замужем в возрасте миссис Брайс, это много? (Она ровесница тётушки Би.) Не важно, конечно, просто интересно.
P.P.S. Если вам показалось, что бумага и конверт чересчур шикарные, то это потому, что мне пришлось одолжить их у миссис Брайс. Она ещё не заплатила мне, так что я не могла купить ничего сама. (Да и негде купить.)
Бред-стрит, 44, Юго-Восточный Лондон
Дорогая Нэнси.
Я решила отправить письмо в запечатанном конверте, а не открытку, потому что разговор серьёзный – бабуля и папа согласны со мной. Когда ты пишешь «одолжила», ты имеешь в виду украла? Ты стащила эту дорогую бумагу с письменного стола своей хозяйки? Будь осторожна, Нэнси! У тебя хорошая работа, нельзя быть такой легкомысленной. Надеюсь, она уже заплатила тебе, что причитается, и ты больше не окажешься в столь неприятном положении. В следующий раз пришли нам открытку. Прекрасный вид с пирса! В Сибурне есть пирс?
У меня есть ещё парочка детективов, которые тебе так нравятся, – настоящие шедевры! Я пришлю их.
У нас всё хорошо, как обычно. Постарайся хоть иногда отдыхать.
Всего наилучшего.
От твоей любящей тётушки
Бабуля и папа передают привет. XXХ
P. S. Что за нелепый вопрос про миссис Брайс и её замужества. Она молодец, если в таком возрасте уже успела дважды побывать замужем!
7
Новые уроки
Весь день Квентин провёл дома, в трудах. Уроки проходили в кабинете мистера Чизмана, откуда открывался прекрасный вид на калитку и широкую подъездную дорожку к парадному входу. Изгородь пятнистого лавра скрывала дом викария от любопытных глаз. Хотя из-за него в кабинете было очень темно. А тяжёлые занавески до пола делали его ещё темнее. Письменный стол мистера Чизмана стоял глубоко в тени. Квентин сразу смекнул, что изнутри викарию видно всё, что происходит во дворе, а снаружи его почти незаметно.
У викария была масса посетителей, поэтому миссис Чизман то и дело сновала взад-вперёд по изношенному ковру коридора, чтобы открыть дверь. Иногда мистер Чизман вскакивал до того, как она успевала добраться до двери, высовывался из кабинета и говорил: «Скажи, что меня нельзя беспокоить. У нас урок латыни». Он всегда говорил «урок латыни», даже если они занимались историей или математикой. Квентин решил, что «урок латыни» звучит намного внушительнее, чем другие предметы, такое занятие просто невозможно прервать. Парадная дверь открывалась и закрывалась, а потом миссис Чизман говорила: «Всё в порядке, дорогой!» Но некоторые посетители настаивали, что подождут, пока урок латыни не закончится.
Сейчас они занимались географией. Или, правильнее будет сказать, Квентин мучился с географией, а на другой стороне огромного письменного стола мистер Чизман потел над воскресной проповедью. И ни одного посетителя, который мог бы их спасти. Квентин оглядел комнату, в голове было пусто. На стенах висели фотографии в рамках, в основном мистера Чизмана в молодости и его друзей в спортивных костюмах, с битами для игры в крикет, и мячами, и кубками, и щитками. Узнать мистера Чизмана не составляло труда. Он всегда был самым высоким. Гребля, фехтование, регби, теннис; даже в группе с альпинистским снаряжением и заснеженными вершинами на заднем плане. Интересно, мистер Чизман всё перепробовал?
Квентин ненавидел спорт, особенно командные игры. Он всегда проигрывал. В пансионе он уяснил это моментально. Можно сказать, это был самый короткий урок за всю его жизнь. (Хотя за такой урок хорошую оценку не получишь.) Большие тяжёлые мячи всегда ударяли в лицо или живот. Маленькие и твёрдые били по пальцам, стучали по ногам. Ему ни разу не удалось их поймать. Он махал битами, палками, ракетками, но никогда не попадал, разве что по другим игрокам, а в этом мало проку. Судья только и делал, что орал: «Айвс! Что ж ты вытворяешь?!» К сожалению, на этот вопрос Квентин затруднялся ответить.
Он разглядывал молодого мистера Чизмана над камином с гигантским серебряным кубком, украшенным лентами, и счастливой улыбкой. И нигде не было указано, за что он его получил. Наверное, просто за то, что он потрясающий спортсмен!
– Квентин! Ты уже ответил на вопросы по географии?
Юноша вздрогнул. Он аккуратно выписал вопросы, которые дал мистер Чизман, и ровненько подчеркнул их, оставляя небольшие промежутки для ответов. Ни одного ответа пока не было написано.
– Почти…
– Прекрасно, прекрасно, – сказал мистер Чизман, а потом добавил: – Надо же!
У калитки появилась небольшая фигурка, помедлила, а затем направилась к дому. Квентин узнал её: мисс Диеринг с того ужасного чаепития. На ней было красное цветастое летнее пальто, а седую голову украшала оранжевая соломенная шляпка. Квентин никогда не видел, чтобы дамы почтенного возраста одевались в такие кричащие цвета.
Мистер Чизман убрал черновик проповеди и сказал:
– Квентин, забери, пожалуйста, свою географию и допиши ответы на вопросы в берлоге (комната отдыха).
Так всегда происходило, когда к викарию приходили посетители, от которых он никак не мог спрятаться.
Берлога была далеко не самой уютной и удобной комнатой, намного темнее и мрачнее, чем кабинет. Места хватало лишь для деревянного стула и стола, за которым должен был писать Квентин, и кресла – такого жёсткого и бугристого, что никому бы и в голову не пришло улизнуть с уроков и поваляться на нём. Квентин рад был бы заняться чем угодно, только не географией. Он открыл тетрадь и учебник и вздохнул.
В тесной, промёрзшей темнице Джон Хорсфилд разглядывал исписанные листы, лежащие перед ним на столе. Тюремщики составили фальшивое признание и требовали, чтобы он поставил под этим своё имя. Охрана вернётся на закате дня, и если он не подпишет к тому времени…
Квентин услышал шаги мистера Чизмана в коридоре, он провожал посетителя. Виновато он взял ручку и стал корябать что придёт в голову в ответ на первый вопрос. И тут обнаружил, что чернила высохли. Дверь в берлогу приоткрылась, и внутрь заглянул викарий.