Шрифт:
Фрэнку было трудно, шли года, месяцы, он убивал себя, он не мог ее забыть, много пил и был на грани смерти, иногда в Испании он видел ее, сначала думал, что чудо, потом понял, что это пьяный бред… Или нет… Он уже ничего не понимал, его организм делал все, лишь бы он прекратил себя убивать, ему подкладывали ложные воспоминания, иногда он забывал, что Сони больше нет и думал, что она скоро к нему приедет, кинется к нему в объятия, он ее поцелует, страстно, так, как она хотела, они пойдут домой и будут жить счастливо, так, как они хотели оба… Но каждое утро он вспоминал произошедшее из-за чего снова пил, чтобы вернулись ложные воспоминания…
Соня слишком часто стала появляться как галлюцинация, хотя Фрэнк уже начал сомневаться,
– С…с… Соня… Ты… Это ты?
– А? Вы что-то хотели, мужчина?
– Соня… Ты меня не помнишь? Это же я Фрэнки, твой Фрэнки. Ты… Я могу до тебя дотронуться… Ты жива…
– Вы что себе позволяете? Какая Соня? Вы меня с кем-то перепутали, я сейчас охрану позову.
– Ясно… Снова глюки… Чего и следовало ожидать…
А где-то там, за его спиной, через небольшую улочку, стояла маленькая автомастерская. Настолько маленькая, что даже ворота открывались не до конца. Они были старыми, ржавыми, скрипучими, даже иногда не открывались вовсе. Крыша была сплошь из дырок, и на полу при беглом взгляде было понятно, где именно эти дыры, по темным мокрым следам. Внутри были разбросаны покрышки, инструменты, ржавые детали, какой-то мусор… Картина не из приятных, и, разумеется, клиенты старались обходить это место стороной. Из автомастерской вышел грязный испанец, в промасленной майке и рабочих штанах. Ему давно уже все это надоело, жена умерла, дети разъехались и вполне могут помогать ему деньгами, так что эта дыра посреди шумного города в виде мастерской – только обуза. К тому же, давали о себе знать частые боли в спине, и ему уже было не до ремонта. Продать этот кусок хлама он даже не надеялся. Но услышав в трубке тихий нежный женский голос, он был готов на любую адекватную цену.
Девушка предложила ему выкупить автомастерскую за 31000$. Этого было слишком много, но жадный испанец не сказал ей об этом. Поэтому сегодня он выполз на солнце, чтобы хоть чуть-чуть прибрать бардак и сделать это забытое богом место хоть чуть симпатичнее, тем более что завтра должна приехать покупатель. Кряхтя, но помня о цене, хозяин начал нелегкий труд под названием "генеральная уборка".
Соня, так звали покупателя, приехала на следующий день. Испанец было даже начал с ней флиртовать, так прекрасны были ее рыжие локоны, спускающиеся чуть ниже плеч, на ярком испанском солнце, так сладок был ее голос, и так приятен был ее запах… Но Соня равнодушно отсчитала купюры и вежливо попросила передать ей документы на мастерскую. Все в этой девушке было прекрасно, только глаза… Зеленые глаза были окутаны пеленой, туманом, они не блестели на солнце, не сияли счастьем и радостью, не отражали лица прохожих. Это были глаза глубоко несчастного человека. Испанец вглядывался в них, старался шутить, чтобы они улыбнулись – все без толку. Вздохнув, он забрал деньги, положил на ее горячую ладонь связку ключей, расписался в документах и вышел на улицу со свободным сердцем и пачкой долларов в кармане. Жизнь для него начала налаживаться, а рыжая Соня закрыла за ним дверь, села на кучу старых шин и заплакала, так горько, как не плакала даже там, в Лос-Сантосе.
– Фрэнки… Любимый… Где же ты…
– –***–
Шли бесконечные тяжелые месяцы. Соня жила одним днем, тем днем, когда он впервые сказал что любит ее, впервые дотронулся до нее так, как она желала, когда она в первый раз оказалась в его объятьях. Каждый день ее был похож на предыдущий. Утром, после небольшого завтрака, Соня с час сидела на крыше мастерской, как тогда, и вытирала свои соленые слезы с маленьких кусочков розового стекла. Кажется, сначала она хотела сделать из них серьги, но придя в ювелирный, она не смогла выпустить их из рук. Не смогла отдать. Не смогла позволить кому-то дотронуться до них, а уж тем более менять форму. Если форму поменять, их ведь уже не склеишь, не соберешь никогда… А она все же надеялась… Что вот, она откроет с утра ворота, и вдруг увидит его, стоящего на противоположной стороне дороги, такого родного, в неизменном рабочем костюме, скрестив руки на груди и улыбаясь он будет стоять там, в лучах испанского солнца, у нее подкосятся ноги от счастья, и она, не помня себя, побежит через дорогу, не смотря по сторонам… И упадет в его объятия, будет держать его крепко, наслаждаться его запахом, ловить его поцелуи…
Затем, Соня шла в мастерскую и чистила все инструменты, которые она привезла из Лос-Сантоса. Обычно, за этим занятием ее и видели первые клиенты, которые узнав о рыжеволосой девушке-механике, выстроились у ее новой мастерской. Соня никогда никому не отказывала, она делала любой ремонт, даже если восстановление требовало всех ее усилий и было довольно затратным. Она как и раньше шептала ржавому железу что-то, гладила бока, бережно полировала, и под ее руками расцветали даже те машины, которые и собрать-то никто не планировал.
После полудня, Соня выходила за ворота и шла в небольшую кофейню на углу напротив. Оттуда всегда пахло свежим хлебом и песочным печеньем, и Соню нисколько не смущало, что вечером это заведение превращалось в бар. Днем здесь можно было съесть довольно сносный суп, затем, улыбнувшись повару, получить порцию спагетти или лазанью, выпить горячий кофе со сладкой булкой и взглянуть на свою мастерскую со стороны. И каждый раз Соня думала:
– Да, довольно неплохо. Если бы не одиночество…
Если бы Фрэнк замечал, что происходит вокруг него, он бы обязательно заметил эти перемены в такой ставшей уже незаметной, мастерской напротив бара. Каждый вечер он сидел с бокалом очередного виски, заливая свою душу алкоголем, топя сердце в водке, чтобы только не чувствовать его, не терзаться от боли, не помнить, забыть, умереть…
Клиентов было много, но Соня справлялась, и к вечеру уже была свободна. Иногда ей казалось, что лучше бы она работала, чем вот так… Каждый вечер она вставала у широко открытых ворот и смотрела наверх, туда, на звездное небо. Конечно, на нее обращали внимание. Конечно, она находила под вечер у ворот букеты, большие и не очень, и все они конечно находили место в маленькой спальне в самом углу мастерской. Но не было среди них того букета, который бы она хранила, который бы не завял никогда. Как и не было среди тех, кто дарил эти букеты, того, с кем Соня хотела бы остаться. В ее сердце просто не было места, такой большой и жаркой была ее любовь к Фрэнку. И даже не зная, жив он или нет, где он сейчас, она чувствовала его. Его сердце. И глядя на вечернее звездное небо, Соня открывала книгу. Ту самую, единственную, которую когда-то бросила из-за невзрачной обложки, но один раз открыв, не смогла остановиться. Жаль только, что в книге не было новых страниц. А она их так ждала…
Как только ее глаза начинали болеть от недостатка света, Соня шла в мастерскую, и там при свете тусклой неоновой лампы, засыпала тревожным и чутким сном, боясь пропустить появление Фрэнка и в то же время боясь спугнуть такие сладкие, полные страсти и истомы сны, в которых она отдается его рукам, тает от его поцелуев и растворяется в нем.
Конец ознакомительного фрагмента.