Необходимые монстры
Шрифт:
– Ни фига, – выдохнул Эндрю, постигнув смысл сказанного. Они оба расхохотались. Когда вновь утихомирились, Эндрю указал на бледную голубую линию долготы, у которой зелёное уступало серому, а затем и белому. – Я бы хотел когда-нибудь поехать туда и посмотреть, на что это похоже. По-твоему как, я бы смог?
– Конечно, – ответил Мох. – Тебе сколько лет, одиннадцать, двенадцать?
– Десять.
– Так, прежде всего тебе надо заняться образованием. Тебе придётся таких наук набраться, чтоб быть готовым!
– Это как?
– Ты должен быть образован, чтобы понимать, что ты видишь, чтобы видеть системные модели
– А как насчет мужества? Место, думаю, окажется страшным.
– Этому в школе не научишься. – Мох заговорил серьёзно. – Мужество – это то, чему тебе придётся самому научиться.
– А долго туда добираться?
Прежде чем Мох ответил, в дверь квартиры постучали. Они замерли, обмениваясь взглядами. Тикали дедушкины часы. Мох понимал, что не отвечать господину Сморчку, управляющему домом, рискованно: только любопытство его раззадоришь. Неделями Сморчок пользовался каждым удобным случаем, чтобы испортить Моху день. Любое мелкое происшествие в стенах дома становилось поводом для незамедлительных и изматывавших душу обсуждений. Мох приложил палец к губам. Эндрю прыснул.
Сморчок частенько выражал своё убеждение в том, что Мох, будучи наставником детей Сифорта, де-факто представляет семью в её отсутствие. А раз так, то ему следует оказывать, хотя бы для видимости, то же уважение, какое требуется ко всей семье. Вопрос спорный, но в одном это убеждение имело положительное побочное действие – оно препятствовало Сморчку заходить в квартиру из уважения к праву Моха на личную жизнь. Ещё оно означало, что Сморчок вечно будет стучаться в дверь, чтобы огласить с порога последние новости, выслушивать которые Моху приходилось с определённой долей такта.
– Даже не шелохнись, – шепнул Мох.
Предшествующий день был отмечен целым каскадом мелких катастроф. Очевидно, и сегодня тоже Сморчок вознамерился сделать себя глашатаем. Ещё раньше, утром, когда Мох забрал газету и молоко из подъезда, всегда бдительный Сморчок принял, должно быть, это за знак того, что Мох восстал ото сна и вполне может выслушать первое известие этого дня. Легко было представить Сморчка, стоявшего в дюймах от двери со склонённой набок головой, как у терьера, в ожидании любого звука, способного подтвердить его вывод.
Заметив, что Эндрю готов заговорить, Мох сделал знак: рот на замок. Мальчик пожал плечами, с радостью включаясь в игру. «Вполне могло быть, что я опять завалился спать», – рассудил Мох. Слышал ли Сморчок, как они разговаривали? Мог бы вообразить, что он радио слушал. Снова последовал стук в дверь, но уже вполсилы. Мох потёр подбородок, пятернёй поправил волосы. Бросил цигарку на дно чашки, где та зашипела, испустив ароматную струйку дыма.
– Тебе лучше уйти, – произнёс он вполголоса, возвращая табакерку обратно в карман халата.
Эндрю остался на месте. На сиденье сбоку от него стояла пустая молочная бутылка, внутри которой на стекле образовывалась голубоватая плёнка. Он привалился к одному подлокотнику, освободив половину кресла. Обтянутые кожей костяшки и покрытые синяками голени торчали из костюма, который он стащил с манекена на оживлённой улице. Потёртые башмаки болтались на босых ногах, держась на завязанных в узлы шнурках. Он был полной противоположностью состоятельным отпрыскам Сифорта, во всяком случае насколько Мох мог судить по развешанным по всей квартире самодовольным портретам. Мох чувствовал привязанность к мальчику.
Под пристальным взглядом Моха малый повиновался. Закрыл книгу и положил её на сиденье. Когда он прыжком вскочил на ноги, Мох удержал его, ухватив за рукав.
– Потише, – выговорил он. Кисть мальчика походила на ветку гладкого плавника. – Какое-то время тебе нельзя сюда возвращаться – ты меня понимаешь? Небезопасно. – Эндрю кивнул. Вырвал рукав из руки Моха и побежал. Этот малый бегал повсюду. – Уходи чёрным ходом и не дай Сморчку увидеть тебя, – проговорил Мох через плечо. Эндрю уже исчез; перемахнув через подоконник в туалете, он с кошачьим проворством полез вверх по водосточной трубе.
Мох уложил атлас на кофейный столик и раскрыл его на острове Козодоя. Ребёнком он часами рисовал в своём воображении, как можно было бы пройти на корабле через заминированные воды, окружавшие остров, и пройтись по пустым улицам Абсентии. Этими фантазиями он делился с Меморией. Детьми они лежали бок о бок, разглядывая отражения канала на потолке, или высовывались из окна, когда девочка заставляла парить в лунном свете ничего не подозревающих лягушек. Он с восторгом рассказывал о Козодое и призраках, которыми в своём воображении населил остров. Мемория постоянно была слишком занята осмеиванием собственных горестей, чтобы внимать тому, о чём он говорил. Он подумал о стопках книг в доме, о карте и Сатурниях луна. Наверное, она всё же услышала больше, чем он думал. Быть может, она, живая, обитает прямо сейчас где-нибудь в Ступени-Сити?
Последний тычок Сморчка в дверь предшествовал скрипу удаляющихся шагов. Рядом с атласом стоял пустой медицинский пузырёк, бросавший колеблющийся отсвет на крышку стола. На ярлычке от руки печатными буквами было написано слово «синиспора». Крохотная пробка пузырька, сама изготовленная из коры нескольких галлюциногенов-алкалоидов, была пропихнута сквозь горлышко и перекатывалась по донышку, покрываясь понемногу остатками наркотика. Погружённый в свои мысли, Мох разглядывал свет на столе, пока до него не донеслось нежное воркование. Повернув голову, он, следуя высвеченному солнцем столбику пыли, перевёл взгляд на окно. По ту сторону стекла взад-вперед прохаживался голубь. «Как тюремный надзиратель», – подумал Мох. Теперь он пил из открытой бутылки бренди, которую ранее убрал подальше от глаз Эндрю за диван. Как только спиртное вновь омыло огнём глотку, его охватила убеждённость. Это же очевидно. Книги, карты и бабочки – находки неслучайные. Кто-то (может быть, Мемория) хотел, чтоб он их обнаружил. Кто-то оставлял след хлебными крошками.
Возвращение пчёл
На следующее утро, едва минуло семь, Мох услышал, как на чердаке закрылась дверь. Едва слышно, но в тюремной изоляции Мох натренировал свой слух улавливать и распознавать самые незначительные звуки. Дом судьи Сифорта стоял под номером два в ряду из семи зданий. Звук означал, что кто-то залез в пустой крайний дом этого ряда, номер семь, пробрался на крышу через разбитое слуховое окно и прошёл от здания к зданию до двери, открывавшейся на чердак судьи Сифорта. Цель этих усилий состояла в том, чтобы забраться в дом незаметно с улицы. Путь был достаточно сложным, чтобы кто-то решился воспользоваться им.