Необоримая стена
Шрифт:
Настя смотрела в светло- серые добрые глаза парня:
— Тебя как звать-то?
— Андреем, а вас?
— Анастасия я, поведи меня к маменьке своей, я помолюсь о ней.
— Это можно. Она здесь, на втором этаже, пойдемте.
Настя вошла в комнату больной. Простая обстановка сочеталась с уютом и чистотой. На постели лежала женщина с закрытыми глазами. Её дыхание было свистящим и прерывистым. Лицо осунулось, щеки горели лихорадочным румянцем. Девушка, сидевшая около постели матери, обернулась:
— Кто это, Андрейка?
— Пойдем, она помолится за маменьку.
— Она совсем плоха, жар у неё сильный, все бредит. Вы уж помолитесь, сестричка, нам до ближайшей церкви полдня добираться, мы за батюшкой послали, да пока он сюда к нам доедет — соборовать её надо.
— Пойдем, пойдем, — парень потянул сестру за рукав, — не мешай, — они вышли за дверь. Настя осталась с больной наедине. Она огляделась и села на стул рядом. Тишину нарушали лишь свистящие звуки, вырывавшиеся из горла больной. Настя перекрестилась и достала из дорожной сумки икону. Она с любовью погладила образ и поставила его на прикроватный столик. Опустившись на колени, она стала творить молитву богородице. Подняв голову, она прошептала:
— Помоги ей, матушка, ради Христа, господа нашего, помоги.
На какое-то время все вокруг замерло, даже часы на стене остановились, шли минуты, казавшиеся невыносимо долгими. Вдруг началось едва заметное движение. Воздух вокруг образа стал словно живым, движущимся и колышущимся так, что это было видно невооруженным глазом. Настя с трепетом наблюдала за происходящим. Колебания воздуха нельзя было назвать дуновением ветра, но они становились все обширнее, заполняя собой все окружающее пространство. Настя чувствовала покалывание на щеках, было страшно и восхитительно одновременно. Внезапно все стихло. Настя не могла понять, что изменилось, потом поняла — не стало слышно хрипов женщины. Она оглянулась. На лбу женщины выступила обильная испарина. Лицо стало спокойным, она дышала ровно и глубоко. Настя перекрестилась и поцеловала образ:
— Спасибо, пресвятая матушка!
Едва она успела спрятать образ в сумку, как в дверь постучали. Андрей с сестрой вошли в комнату:
— Сестричка, батюшка приехал соборовать…
— Ей уже лучше.
Андрей с сестрой кинулись к матери, они не верили своим глазам, женщина спокойно спала в своей постели, жар спал.
— Не может быть! Вы — святая! Сестра Андрея кинулась целовать её руки.
— Не надо, что вы! — Настя испуганно отскочила.
Андрей не сводил с неё глаз. В голове не укладывалось, как всего за час молитва этой красивой хрупкой девушки, одетой в монашескую одежду исцелила умирающую, от которой отказался доктор. Настя направилась к выходу, он кинулся к ней. Она улыбнулась:
— Спасибо вам за приют и за еду. Мне пора идти дальше.
— Настя! — Андрей протянул к ней руку, — останьтесь Настя, прошу вас, вдруг ей станет хуже.
— Все будет хорошо, верьте мне, Андрей, простите, мне правда пора, — она пошла вниз по ступеням. Андрей, съехав вниз по перилам, оказался перед ней:
— Настя, вы не знаете о чем говорите, это Сибирь, места здесь глухие, от одного села до другого добрая сотня верст, а то и больше, лихие люди и лютые звери не оставят от вас и мокрого места.
— Я не боюсь, меня господь хранит.
— Останьтесь до завтра, отдохните, а завтра меня подменят в харчевне, и я отвезу вас в Кунгур, а там посажу в дилижанс до Екатеринбурга. Я не прощу себе, если что-то с вами случится.
Настя вдруг вспомнила Митяя, с его сальными волосами и жирными губами. Ей не хотелось повторения истории, а денег осталось совсем мало. Она кивнула и улыбнулась:
— Ну, господь с вами, только до завтра.
— Вот и славно! Пойдемте, я вас в комнату определю, отоспитесь, а Маруся вам умыться принесет.
Настя рухнула на постель. Маруся — сестра Андрея оказалась завидной трещоткой, принесла с собой лист бумаги и кусок графита, большой кувшин с водой и медный таз. Пока Настя купалась за ширмой, она трещала без умолку. Настя за полчаса узнала всю подноготную этой семьи. Маруся дала ей полотенце, чтобы сушить волосы, а сама, не смотря на возражения Насти, стала рисовать её портрет. Настя сдалась — переспорить девушку было невозможно, и потом, она лишь выполняла просьбу брата, который хотел, чтобы портрет Насти остался ему на память. Кода работа была закончена, Маруся унесла таз и кувшин, оставив Настю отдыхать. Глаза смежил сон, в котором она вновь ехала в дилижансе с Аникой. Она чувствовала рядом с собой его плечо. Его сильная рука держала её руку, Настя вдыхала его запах, он улыбался ей, и искорки смеха были в его светло-карих глазах. Счастье переполняло её душу, Настя не осознавала, как он очутился рядом с ней, ведь она оставила тогда его в гостинице, ей было тепло и уютно рядом с ним. Она ощущала тревогу, смутно понимая, что это сон, и Аника исчезал, растворяясь в воздухе. Тоска сжала сердце, стало так больно, оттого, что она больше никогда не увидит его, не услышит его чудесный голос с бархатинкой. Где он? Как он сейчас? Для него так будет лучше, а она … она справится. Так надо. Она выдержит, а сейчас, — сейчас надо просто спать.
Аника сидел в том самом кабинете, в котором они встречались с Варварой. Зеленые бархатные портьеры, перевязанные золотым шнуром, приятно гармонировали с накидками на кресле и скатертью на рабочем столе. Он провел две ночи в доме Стасова под наблюдением бдительной охраны, не видя ни самого хозяина особняка, ни Варвары. Нынешним утром его отвели в кабинет и оставили, с тех пор прошло не менее часа. Послышались шаги, дверь скрипнула, и Стасов вошел в кабинет:
— Я проверил ваши показания, в большинстве случаев они подтвердились. Настоятель Тобольского храма отец Герасим телеграфом подтвердил факт ограбления и описал в подробностях грабителей. Никоим образом это описание к вам не подходит. Я, признаться, даже знаю, к кому оно более всего подходит, и в этом, кстати, вы тоже были правы — Лука Селиванов, разыскивается уже давно и по всей империи, и это наверняка его рук дело. Вы были объявлены в розыск по личной просьбе его высочества. Это с его слов вы — преступник. Возможно его ввели в заблуждение, а возможно…возможно, просто нужно распутывать узел дальше. Мы будем работать над этим. Прежде всего, скажите, где сейчас образ?
— Я сам бы очень хотел это знать. Девушка, Настя, помните, я рассказывал, она взялась доставить образ обратно в Тобольск, в храм, не доверяла его никому. Он должен быть у нее, она в опасности. С ней уже случилось несчастье, а я имел глупость отреагировать как идиот, она ушла одна, я не смог найти её, если Лука найдет её раньше меня, он просто убьет её.
— Поступим так: я все-таки слуга своего государя, а не его высочества, я снимаю с вас все обвинения, вас больше не будут разыскивать, и вот это, — он кинул на стол фальшивые документы, — вам больше не нужно. А вот знакомую вашу, Настю, по-прежнему будут разыскивать, мы изменим только легенду, разыскиваться будет не воровка, а пропавшая без вести.
— Я не знаю, как вас благодарить.
— Ступайте, мсье Тулье, считайте, что мы с вами в расчете. Признаться, не люблю ходить в должниках.
Спустя полтора часа Аника уже ехал в дилижансе по направлению к Кунгуру. Пейзаж за окном был однообразно сер. Конец лета в северной части империи не был красочным. Редкие села были так далеко друг от друга, что ехать от одного до другого порой приходилось с утра и до глубокого вечера. Аника почти дремал, когда дилижанс остановился на ночь в маленькой придорожной харчевне. Ямщик уверил, что на верхнем этаже есть комнаты для ночлега, а ехать ночью опасно. Путников встречал улыбчивый юноша: