Необоримая стена
Шрифт:
Мешок тряхнуло со страшной силой, послышался треск веток и ткани, Аника вывалился на ветви старой сосны, скатившись по ним и оказавшись почти прямо около её основания. Он ошалело поднял голову. Вверху на сломанном суку висел разодранный мешок. Он вздохнул и потряс головой. Он не мог поверить, что выжил, он даже не ушибся. Он лег на траву, пытаясь осознать происшедшее. Небо глядело на него сверху. Сосны и ели цепляли вершинами облака. Куда-то в сторону уплывал шар, в корзине которого были его похитители. Он лежал на земле, минуты сменялись часами. Яркое солнце уже прошло точку зенита. Он думал о той череде случайностей, произошедшей с ним. Он столько раз мог погибнуть, он сейчас чуть было не погиб. Для чего он остался в живых? В лесной тиши он услышал дикий крик. Кричала женщина. Аника, вскочив на ноги, бросился в ту сторону.
Обоз до Тобольска остановился в полудне пути от города. Лошади устали, вокруг была густая чаща. Настя, ехавшая в последней телеге, встала размять ноги. Денег не было, и она не могла купить даже хлеба в дорогу. Никто не обращал внимания на одинокую послушницу, многие ехали семьями, люди собирались кругом, перекусывали, о чем-то переговаривались. Глядя, как упитанный ямщик уплетает пирог с брусникой, Настя чуть не потеряла сознание, она третий день не брала крошки в рот, а пила только из родников, у которых останавливались обозом. Бабы спустились набрать воды. Настя подошла к одной:
— Долго ли стоять будем?
— Да часа три. Вон, мужики у головной телеги ось чинят, раньше то не управятся.
— Я тогда отойду.
— Иди, милая, иди, еще не скоро поедем.
Настя вошла в лесную чащу с одной целью — ягоды. В августе в лесу точно должны быть ягоды. Лесной малины, конечно, не будет, но вот голубика и шишки точно должны быть, а если повезет, может, попадется морошка или шикша. Такая непроходимая с виду чаща была вся испещрена тропками. Настя старалась не отходить от дороги далеко, чтобы не заблудиться. Она слышала стук топора и молотков, разговоры мужиков. После часа поисков она вышла на чудесную полянку, поросшую невысоким кустарником. Голубика! Большие, черно-синие ягоды висели на кустах с маленькими округлыми красноватыми листочками. Настя подпрыгнула от радости — не может быть! Она кинулась собирать ягоды и тут же ела их как манну небесную. Ей казалось, что она не ела ничего вкуснее в жизни.
— Вкусно?
Мужской голос заставил её обернуться. Невысокий, крепкий, рябой мужичок смотрел на неё из-за дерева, поигрывая топориком.
— А я думал, ты по нужде пошла и заблудилась. — Оскалившись в кривозубой улыбке, он подходил ближе к Насте, — так ты монашка? Я за тобой всю дорогу смотрю, оголодала ты, хочешь? — Он протянул Насте пряник.
Настя попятилась, озираясь:
— Ннет, спасибо я…
— Да нету тут никого, не бойся, я тебя не обижу, я знаю, как вашей сестре тяжко без мужика приходится. Иди сюда, я тебя приголублю.
Он схватил Настю за руку и притянул к себе, пытаясь поднять её рясу:
— Посмотрим что у тебя там! Иди, малохольная…
Настя закричала и стала отбиваться. Внезапно послышалось ворчание и мужик замер. Он отскочил и скрылся в чаще. Настя поднялась с земли, всхлипывая и отряхиваясь, она обернулась посмотреть, что так сильно напугало её обидчика. В пяти шагах от неё стоял огромный бурый медведь.
Зверь угрожающе ворчал. Настя понимала, что если она побежит, он немедленно кинется за ней, но если она останется стоять, зверь все равно нападет. Она на его территории, он пришел сюда за ягодой…что делать? Она вспомнила сказку про то, как девочка притворилась мертвой, и медведь её не тронул. Упасть? Попробовать притвориться? А вдруг этому медведю все равно живая она или мертвая. Сзади послышался шорох. Настя смотрела на медведя и не могла оторваться, чтобы обернуться. Страх сковал тело, она не смогла бы побежать, даже если бы захотела. Кто-то обнял её за плечи и тихонько потянул назад:
— Отступай, отступай потихоньку, ему нужна не ты, а ягода. Он не тронет тебя.
Настя с трудом двигалась назад мелкими шажками. Медведь перестал ворчать и стал объедать ягоду с кустов. Его большой как лопата розовый язык синел на глазах от голубики. Словно вспышка к Насте пришло осознание: Аника! Это голос Аники! Она не могла поверить в это, и не в силах была обернуться. Покачав головой так, словно стараясь избавиться от наваждения, она повернула голову:
— Аника!
В глазах потемнело. Она упала ему на руки без чувств.
Солнце уже клонилось к закату, когда Настя открыла глаза. На неё смотрели полные любви и нежности глаза Аники:
— Дурочка моя, — он гладил её по голове и прижимал к себе, — какая же ты у меня дурочка…
— Как хорошо, что ты нашелся. — Она тихо всхлипывала у него на груди.
— Не смей больше никогда сбегать, слышишь! — он повернул к себе её мокрое от слез лицо.
— Я думала, что не нужна тебе после того, что случилось. Мне было так больно и одиноко. Не было минуты, чтобы я не думала о тебе
— Я знаю, я виноват перед тобой, прости меня, прости что не нашел слов тогда, чтобы успокоить тебя, прости что не понимал, как ты дорога мне на самом деле… Ты дороже всех. Я понял одну вещь. Я люблю тебя, слышишь, люблю всем сердцем. Ты моя любимая.
— Аника… я …
— Молчи. Просто молчи. Ты моя, только моя, навсегда, слышишь. — Он поцеловал её. В лучах заката в объятиях сплетались их руки. Две фигуры слились в одно, и темнота ночи накрыла их своим звездным покрывалом.
Костер догорал в лучах утреннего солнца. Настя поежилась в объятиях Аники. Так тепло спокойно и уютно ей не было с того самого времени, когда она была в родном доме еще при жизни бабушки. Аника поднялся и помешал угли в костре:
— Пора, Настенька, до Тобольска идти далеко, обоз уехал, к вечеру бы добраться.
— Аника, я хочу тебе сказать, — она поднялась и обняла его со спины. — Я никогда не сказала бы, глядя тебе в глаза…
— Почему? — он обернулся и посмотрел на неё.
— Нет. Не смотри, — она смущенно отвернулась.
— Ну, говори! — Он притянул её к себе и поцеловал
— Эта ночь… — Настя покраснела, — я поняла, что такое на самом деле быть с любимым. Я думала, что после того, что со мной было я никогда не смогу любить.
— Даже меня?
— Думала, что даже тебя, думала, что ты презираешь меня, за то, что я не умерла тогда после всего этого, думала, что только в монастыре обрету покой.
— Дурочка ты моя. — Аника обнимал Настю, целуя в макушку. — Ты самая лучшая, ты моя, слышишь, ты теперь моя женщина, моя навсегда. — Он засыпал костер землей. Пора, Настенька.