Необоримая стена
Шрифт:
— Тише ты, тише, принес?
— Попервой вы, господин хороший доложитесь, где деньги?
— Сначала я должен увидеть, она это или нет, не думаешь же ты, что я весь капитал буду с собой вечером по трактирам таскать.
— Э! Акакий Петрович, так не годится. А может, и нет у вас никаких денег, — он достал из-под полы газету, — уж не вас ли это на днях ограбили?
— Прохвосты! Щелкоперы! Уж на весь город раззвонили! И девка эта куда-то запропастилась! Надо ж было быть такой дурой! Ухватить вместо своего саквояжа мой! И чего кобенилась, жила б сейчас как сыр в масле, даже еще лучше. Милость
— А ты, Лука не беспокойся, чай ты не думаешь, что все мое состояние сотней тысяч ограничивается, небось, и другие доходы имеются. Я за ценой не постою, лишь бы это была она! Давай сюда, я гляну!
Лука засопел:
— Не извольте гневаться, барин, Тимоха что-то задерживается, у него она! От самого Тобольска у него. Здесь мы разделились — больно на то, что хвост за нами было похоже, думали, шпики следят, да сговорились в этот самый час здесь встретиться. Вот нет его что-то.
— Идиоты! Её покупатель ждет, уж которую неделю, через три дня её за границу должны вывезти! Уж и документы все куплены!
Аника понимал, что девушка сказала правду. Хозяин действительно её домогался, и деньги оказались у неё случайно. Где она сейчас? Что если её схватила полиция?
Не дожидаясь конца разговора, он вышел на улицу и быстрыми шагами направился по тускло освещенной мостовой к дому. Он почти бежал с теплившейся надеждой, что она ждет его, сидя на кровати и завернувшись в одеяло. Несколько кварталов, два лестничных пролета, дверь… комната пуста. На столе в свете уличного фонаря блестят металлические заклепки на боках саквояжа. Она не взяла денег! Где она? Что с ней? Как он был несдержан, как спор на расправу! Он сел на кровать и обхватил голову руками. Внезапно дверь распахнулась, и на пороге появилась Настя, сгорбленная под тяжестью здоровенного мужика, еле передвигавшего ноги.
— Помогите, прошу вас! Мне некуда больше было его привести. Помогите!
Аника ошеломленно глядел на обоих. Потом подхватил мужика под руки и усадил в кресло. Тот стонал. Аника обернулся к Насте:
— Ну, знаете, мадемуазель, с вами не заскучаешь!
— Пожалуйста, не прогоняйте! Мне некуда больше идти, меня везде ищут. Я правда, ни в чем не виновата!
— А это, он кивнул на мужика, — ваш родственник?
— Нет, я не знаю, кто это, просто…ну не могла же я его бросить на улице, он очень просил помочь!
— И вы не нашли ничего лучшего, кроме как привести его ко мне!
— Я не знала, что делать. Я бродила по улицам, не зная куда идти, потом появился он. Вырос, словно из-под земли, просил помощи. Сказал, что его преследуют, и что у него отнимаются ноги…
Мужик в кресле захрипел, руки и ноги свело судорогой. Он вытянул из-за пазухи сверток:
— Подойди! Подойди, дочка!
Настя подбежала и наклонилась к нему.
— Я проклят, это она меня наказывает, нельзя было её красть. Я уже не чувствую тела, руки, ноги, все будто каменное. Дышать тяжело. Вот! Возьми! Верни её на место! Верни, не то худо будет всем. Она чудотворная! Огромных денег стоит, — он сунул Насте в руки сверток, — ты её не крала, тебе ничего не будет, только надо вернуть её на место, слышишь, иначе будет беда.
Настя развернула сверток. В руках, струился слабым светом отраженных уличных фонарей образ божьей матери. Видно было, что ему не одно столетие. Воздев к верху руки, Богородица держала на коленях младенца и святой Николай со святой Марией Египетской дополняли рисунок иконы. Мужик дернулся и прохрипел:
— Стена! Стена необоримая! Верни… в Тобольск…
Он вытянулся, и голова его поникла. Аника стоял, не веря своим глазам. Сначала закрыли цирк, потом в его квартире девушка с явно непростой биографией. Потом краденые деньги, теперь еще какая — то невероятная икона и труп в его комнате. Это было слишком. Настя обернулась и вопросительно смотрела на него:
— Простите ради бога, я причинила вам столько беспокойства. Что же теперь делать?
Он видел тоску и мольбу в её глазах. Они сражали его наповал. Он не мог прогнать её, не мог отказать ей:
— Ложитесь спать!
— А он? — Она кивнула на мертвого, — что с ним?
— Я справлюсь!
Взвалив тело на плечо, Аника взял саквояж с деньгами и вышел из комнаты.
Не решившись раздеться, Настя легла на кровать, укрыв ноги цветастым одеялом. Сверток с образом остался лежать на столе.
Настя почти уснула, когда в предрассветной тишине послышались шаги. Аника вошел в дверь, и устало опустился на кресло. Молчание повисло стеной. Настя не решалась задавать вопросы и, не отрываясь, смотрела на его лицо, усталое, с закрытыми глазами и плотно сжатыми губами. Казалось, он засыпал. Настя любовалась его чертами лица, в нем все было так гармонично. Она тихонько встала и, подойдя к нему, прикоснулась к его плечу. Он вздрогнул:
— А… это вы…
— Простите, я только хотела предложить вам лечь на кровать. Вас не было почти всю ночь.
— Вам больше ничего не угрожает.
— Что? Но как…
— Я положил труп и саквояж на улице и вызвал околоточного. В результате деньги возвращены хозяину, а объявления о вашем розыске снимут со столбов уже утром.
— Вы! — у Насти не было слов, — вы волшебник. Как же вам удалось?!
— Жена околоточного обожает цирк и, как оказалось, моя горячая поклонница. Бедняге ничего не оставалось делать, она зашла вечером к нему, когда шел допрос, и увидела меня. Ох, и досталось бедолаге. Он готов был на все, лишь бы угодить жене и избавиться от меня. А это, — он кинул на стол пачку червонцев, — щедрая благодарность вашего хозяина за найденный капитал. Думаю, вы заслуживаете компенсацию от этого подонка. — Он вымучено улыбнулся и лег на кровать. — Простите. Я просто умираю от усталости. Кстати, можно у вас поинтересоваться, что вы собираетесь делать?
Настя опустила голову и вполголоса произнесла:
— Идти в Тобольск.
Аника сел на кровати и уставился на неё.
— Идти куда?
— В Тобольск. Вы же слышали слова того человека, — она взяла в руки сверток с образом, — её надо вернуть.
— Вы рехнулись?! Отнесите её в какой-нибудь храм, и пусть люди, которым положено этим заниматься её возвращают.
— Вы не поняли! — Она горячо возразила, — это не шутки, вы видели, что случилось с человеком, который её украл, — он умер!