Необручница: На острове любви
Шрифт:
— Потерпи, всего неделю, — сир Брис положил свою руку поверх моей и добавил, — сладкая.
После этих слов я готова была последовать примеру Йары, лезть под стол и находиться там, сколько потребуется. Меня привели в чувство, шикнув и приказав хорошо кушать, я охотно подчинилась, улыбаясь. Счастье, что сир Брис не знал всей правды. Действительно, тут короля надо встречать, а не прислугу увольнять. Если Иштван и Леа наконец смогут сделать вид, будто ничего не было, я поступлю так же. Так было бы хорошо для всех, решила я для себя.
Добилась разрешения убраться в трёх комнатах и на террасе — сколько смогу до вечера, — потом сир Брис сменил тему разговора, поинтересовавшись о посещении шахты, было ли мне там страшно и что показывал Райан. Мой рассказ в общих чертах, в котором отсутствовал фрагмент с поцелуями, его удовлетворил. Заканчивая беседу, сир Брис задумчиво посмотрел на меня:
— Примешь ты предложение Райана или нет, но ты должна знать: я поддержу тебя в любом случае.
— Сирре Амельдине будет спокойнее, если я сделаю вид, что вы мне совсем не интересны?
Как-то неожиданно мы оба порозовели. Сир Брис махом допил отвар и долго думал, прежде чем ответить.
— Ана… Ты юна, но я уважаю тебя за твою разумность не по годам, и ты должна это знать.
Я кивнула. На том закончилось обсуждение моего решения. Ни приказа согласиться, ни приказа отвергнуть герцога — только прозрачный совет сделать так, чтобы семья Эдрихамов не распалась после окончания срока контракта.
После обеда сир Брис ушёл к Дэрвеллу, чтобы втроём обсудить свои вопросы, а я принялась за уборку. Через час господин вернулся, застав меня в неудобной позе — моющей пол на коленках, кашлянул, сказав, что снова сожалеет об одном пункте договора, а затем порадовал новостью.
Они с сиром Райаном решили на время поменяться частью служебного штата. Иштвана и Лею забрали к Ризу, а вместо них вечером придут Эва и Керис. Я бросилась к господину на шею, готовая сделать длинную паузу в уборке, о чём призналась.
— Ещё не хватало, чтобы ты за такую мелочь благодарила меня да ещё таким способом, — сир Брис отказался, однако по довольному лицу я видела, что попала в цель.
Он снова ушёл к Дэрвеллу и не появлялся до самого вечера. Перед сном заглянул, увидел меня, устало лежащую поперёк кровати с книгой, и пожелал благостной ночи, сославшись на то, что ему надо поработать с бумагами. Запах вина меня не обманул (взрослые мальчики отдохнули за рабочую неделю, как следует), а готовность нарушить мой единственный «выходной» день была заметна даже в сгущающихся сумерках.
Я улыбнулась, закрывая дверь и на прощание сказав, что оставлю её открытой: вряд ли господину Уриэну придёт в голову глубокой ночью проверять чистоту в моей комнате. Сир Брис посмеялся и с превеликим сожалением ушёл, подмигнув:
— И всё-таки закройся. А будешь бояться, приходи.
Эва накормила меня лёгким ужином, мы поговорили с ней. Она не была в курсе нашего конфликта с Леей и Иштваном, лишь сказала, что удивлена распоряжением не меньше, чем прочие слуги, но очень рада возможности отдохнуть от королевских капризов Йары.
Мой день, изобилующий чередованием таких разных эмоций, как мне казалось, подходил к концу. В его завершение я с наслаждением сидела по грудь в горячей воде, насыщенной ароматами, и думала обо всём подряд.
Конечно же, большую часть моих раздумий занимал герцог. Что мне было делать с ним и его, на первый взгляд заманчивым, предложением быть счастливыми хотя бы несколько месяцев? Перебирая пальцами его подвеску с жемчужиной, я торговалась с собой.
Он не обманывал меня, не обещал лишнего, как будто на что-то сверх того могла рассчитывать простая лумерка… Всё, что он мне предлагал — его объятия и внимание на короткий срок. Это было честно, надо было признаться. И то, что сегодня он не воспользовался моей слабостью, а дал право самой решать — это не могло не заставить думать о сире Райане более положительно, чем раньше.
Воспоминания о горячих поцелуях в шахте разбудили счастливых бабочек в желудке. Я попыталась представить себе, каково это? Буду ли я чувствовать с ним ту же нежность, что и с сиром Брисом? Пока было непонятно. Зажав в одной руке одну жемчужину, подаренную герцогом, и поглаживая свою вторую, я расслабилась. Экстаза я не достигла, не исключено, из-за усталости. Захотелось заснуть прямо здесь, в лохани с горячей водой, под штормовой оркестр.
Ветер, особенно хорошо слышимый здесь, в купальне, из-за шахты нужника и вентиляции, подвывал моему желанию. Шумел ливень, и необыкновенно уютно чувствовалось в окружении тёплых ароматов и мыслей о приятных вещах.
Вспомнилась и госпожа… Я попыталась представить, чем она занята сейчас. Захотелось, чтобы она почувствовала мои мысли о ней.
Моя любовь к ней не угасла, но подвеска с сердцем, увитым рампантами, днём отправилась в её шкатулку. Возможно, настоящей целью украшения был намёк герцогу на разрешение ухаживать за мной, ну а мне не нужен был металл, чтобы помнить о ней. Кольцо госпожи, кстати, я не надевала из-за Леи, а ночные беседы с сиром Брисом каждый раз возвращались к госпоже. Он её тоже помнил и скучал, это было главное.
Я так увлеклась, что не сразу услышала стук в дверь, приняв его за хлопающий от ветра ставень, на котором крепление вылетело из щеколды. Но стук повторился и отчётливо показался размеренным, не хаотичным. Вспомнив о том, что я всё-таки закрыла дверь на ключ, поднялась из лохани, и, обернувшись небрежно простыней, пошла впустить гостя.
Открыла дверь и невольно сделала шаг назад, пугаясь. На пороге стоял сир Райан, мокрый, словно, как и я, только что вылез из лохани. Только в испачканной одежде, что было заметно даже в полумраке коридора. От террасы ощутимо потянуло сквозняком, и я, не успевшая вытереться после купания, поежилась.
— Звала? Я пришёл, — облокотившись на дверной косяк, он протянул тяжёлый от влаги букет рампантов. Эти колючие вьющиеся цветы росли, цепляясь своими шипами к любой поверхности, даже каменной стене. Особенно крупные заросли украшали дворец в той части, где жил сир Дэрвелл.
— Я? Вас звала? — растерялась от наглости. Вот ведь только хорошо подумала о сире Райане, а он моментально снова испортил. Причём явился пьяненький после посиделок с наместниками. Вопрос «что делать с герцогом» приобрёл новое значение.