Необручница: На острове любви
Шрифт:
Сир Брис — про себя я ему дала прозвище сир Бриз — вызывал нежность, ощущение спокойствия, безмятежности. Рядом с ним отступали страхи, и хотелось прилипнуть маленькой рыбкой к его телу уверенного в себе кита, чтобы преодолеть большое расстояние — год на Адноде.
А тот самый послегрозовой аромат, который нёс герцог, наоборот, превращал его в сира Шторма. Нечто безотчётное, что заставляет закрывать ставни на окнах, бояться и, тем не менее, уютно замирать от звуков ливня, бьющегося в окно. Кроме того, именно сейчас в покорность вносило свою лепту чувство неловкости: меня застали в щекотливой ситуации и до сих пор не вспоминали, как будто
Сейчас он шёл, вытянув правую руку с фонарём перед собой, а в левой была зажата моя, порядком вспотевшая. Если бы сейчас он меня отпустил и предложил возвращаться в одиночестве, я бы, наверное, заблудилась, потому что всю дорогу, неуклонно спускающуюся вниз, думала только о прикосновении наших ладоней и шляпе, которая постоянно сползала на глаза из-за большого размера.
— Почти пришли, — сир Райан свернул налево, и теперь мы пошли медленнее. Под ногами земля была совершенно неутоптана, и туфли то проваливались в рыхлый состав, то натыкались на камни. — Здесь вчера был обвал, расчистили, как могли. Как бы то ни было, в понедельник всё равно засыпят, так что ты первая и последняя девушка, которая здесь побывает.
«И часто сюда водят девушек?» — мысленно спросила, а вслух решила не провоцировать. Молчание было моим залогом спокойного выхода наружу, почему-то в это верилось.
Проход заканчивался относительно большой пещерой, размером с кабинет у Эдрихамов. Мою взмокшую руку наконец-то отпустили, и я с облегчением вытерла её. Фонарь поднялся выше, так что теперь можно было рассмотреть и балки, защищающие потолок от обвала, и неровности стен пещеры с хорошо заметными углублениями в разных местах.
— Смотри, видишь, цвет этой стены отличается от других? — сир Райан приложил руку к стене, на мой взгляд, абсолютно похожей на остальные. — На глубине пяти метров кусок породы, вероятнее всего, это железо. От влаги оно окисляется, поэтому земля здесь рыжеватая, как твои волосы.
Скорее всего, на моём лице не выразилось ни восторга, ни понимания, и сир Райан потянул меня за руку, приложил её ладонью к рыхлой поверхности, а сверху накрыл своею. Это было странное ощущение, похожее на то, когда я призывала магию госпожи, чтобы открыть дверь. Но на этот раз меня словно тянуло дальше, вглубь. Я чувствовала, как пробираюсь через толщу и вдруг натыкаюсь на твёрдое, бугристое — и на моём языке появился отчётливый привкус металла.
— Чувствуешь? — прошептал мне на ухо герцог, и я опомнилась. Когда он успел прислониться, фактически прижимая меня к земляной поверхности? Я повела плечом, стряхивая наклонённую голову.
Он вздохнул, отстраняясь:
— Пойдём, покажу самое интересное… — меня привели к противоположной стене и точно так же приложили руку, накрывая своей. — Метров десять, так близко… сердце Аднода — рубеиновая жила… Что ты чувствуешь, Ана?
Моё сознание снова протолкнулось через толщу и внезапно узнало красный цвет из сна, сочащуюся вену, идущую вглубь острова, к огромному живому сердцу… От ударившего в обоняние невидимого терпкого аромата непроизвольно сжались бёдра.
— Она живая? — с недоумением прошептала я последний разумный вопрос на ближайшие десять или больше минут. Показалось, что рубеин откликнулся на моё мысленное вторжение.
— Как и любая страсть — да, — ответ пришёлся куда-то в область шеи. Сир Райан скинул с меня шляпу, потянул вниз защитный плащ и мой личный. — Что…ты… чувствуешь… Ана?
Что я чувствовала? С трудом сдерживала рвущийся наружу стон. Сила, хлынувшая в меня от рубеиновой жилы, знакомо закручивала узел желаний, чтобы потом взорвать его на миллионы частиц удовольствия. Сзади ко мне отчётливо, даже сквозь слои платья и штанов сира Райана, прижималось то, что я вдруг возжелала, потёрлась бёдрами об него, и герцог застонал. Меня развернули и обхватили двумя руками так, что я машинально запрокинула голову, а в следующее мгновения мой рот накрыли губы, жадные, смелые.
Не ответить я не могла. Всё то же захлестнувшее разум желание удовлетворённо ухватилось за помощь в достижении экстаза, и я позволила рукам сира Райана гулять по своим плечам, спине, опуститься вниз, чтобы сжать бёдра. Мои же руки протиснулись между нами, я поднялась на цыпочки, чтобы обвить руками его шею и ответно поддаться магии поцелуев.
— Анушка! — выдохнул Райан и забормотал какие-то слова одобрения и пожелания взять меня немедленно. В ушах моих звенело, я наугад стала отвечать согласно, умолять распорядиться мною так, как ему хотелось…
И вдруг объятия резко разорвались, причиняя душевные страдания, как будто у меня, голодной, из-под носа увели пылающий жаром и ароматами кусок. Райан наклонился, подбирая брошенные вещи, сгрёб меня и потащил куда-то. На голову сыпалась мелкая пыль, но я с обидой бормотала, упираясь:
— Вы — настоящий мерзавец! Не хочу никуда идти!
Медленно и верно здравомыслие возвращалось, вместе с пониманием, что меня увели от чего-то неописуемо опасного. Поворот — коридор — брошенная тележка — очередной поворот — и мы стоим в широком проходе, где стены закрыты досками и потолок тоже. Сир Райан бросил плащи снова наземь и прижал к себе, как там, в пещере с сердцем Аднода:
— А сейчас, что сейчас чувствуешь? — нос блуждал по моей шее, зарывался в растрепавшиеся волосы.
Я пыталась выровнять дыхание и окончательно собраться с мыслями. Неужели герцог не воспользовался моей слабостью и не взял меня там же, пока я была согласна на всё? Мочку уха ласково прикусили, и почти сразу губы наши встретились, будто знакомясь заново.
— Разреши прийти к тебе ночью…
Я молчала, ибо в голове наконец выстраивалась чёткая картина: то, о чём я думала, соглашаясь идти в шахту, и воспоминания о помутившемся несколько минут назад рассудке. А ещё за пеленой образов всплыл разговор с Тибо. Мне пришлось поделиться с ней своими страхами и недоверием в отношении сира Райана. Вчера она выслушала, не перебивая, сказала, будто прекрасно меня понимает, а затем посоветовала всё то же самое рассказать ему.
— Ну, чего молчишь… Анушка? Пустишь?
Сердце забилось, невозможно было не отреагировать на этот тон и ласковое называние.
— Простите. Я не могу, — жалобно простонала, ибо меня решили взять измором: на лицо, шею, руки обрушился поток поцелуев.
— Почему?
Меня разрывали желание расцеловать ответно лицо напротив и страх, давно укоренившийся и завоевавший право на существование. Какие сомнения почувствовал сир Райан? В этот раз он не угрожал, не торопил, но настойчиво требовал ответа на свой вопрос. И меня прорвало. Я начала говорить, говорить, говорить… Он приостановил поцелуи, обхватил меня за предплечья и в этих подземных сумерках не отрывал тёмного взгляда от моего лица. Артефакт равнодушно и мерно освещал снизу нас, рисуя две вытянутые неподвижные тени, от пола до потолка.