Необручница: На острове любви
Шрифт:
Тогда я носила другое имя, как и мой желанный супруг. Выглядела я по-другому и смотрела на мир удивлёнными глазами восемнадцатилетней девушки, простой дочери рыбака и продавщицы на рынке. Да, много времени прошло, и всё же — снова улыбаюсь — я та же Ана, любительница мысленно поболтать с незримым другом.
Так и сейчас, пока мой старший сын гоняется за барашками волн, я тихо, про себя, рассказываю своей неродившейся дочери историю, которую вряд ли поведаю ей когда-нибудь со всеми теми подробностями, что так любят читатели, избалованные романами о любви. Потому что её, любви, было слишком много в моей жизни, всякой, разной, порочной в том числе. И оттого я больше стала ценить её настоящий вариант — ту, что жертвует собой ради родного человека.
Малыш бежит ко мне с вытянутой рукой, на ладони — крупная ракушка.
— Мами, мами! — Анри так смешно называет меня, — подём, там нона!
«Пойдём, там их много!» — говорит мой внутренний переводчик.
Справа от меня, с покрывала поднимается мой любимый мужчина и берёт сына, чужого, не своего, на руки:
— Пусть мами отдыхает, пойдём вместе, Анри.
Он — лучший отец и муж во всей Люмерии, я знаю. И уже стал близким человеком чужому ребёнку. Однажды, конечно, придётся рассказать Анри о том, что он — приёмный, ударить по чувствам. Но так надо, так велел сделать его дед, которому было ведомо будущее. А пока малыш счастлив.
Супруг держит его за ручки и поднимает над каждой набегающей волной, игриво пытающейся укусить за босые ступни. Анри визжит от удовольствия и счастья…
Я вздрагиваю от неожиданности. Неродившаяся сестра Анри бьёт меня изнутри ножкой, торопится к брату. Потерпи, милая, немного осталось!..
Можно без преувеличения сказать: мой год на Адноде, острове любви и нежности, безумных ласк и ночей, коварных всплесков и успокаивающего океана — этот год я вспоминала как две жизни. Первую, в которой познакомилась с госпожой, полюбила сира Бриса, как любят первого мужчину, и добилась его взаимного внимания. Внезапно доверилась Райану, ещё пока не испытывая к нему по-настоящему жгучих чувств и пока воспринимая его как любовника. И вторую жизнь, которая началась с появлением Его высочества, будущего короля Люмерии Роланда Третьего.
Вторая жизнь оказалась насыщена болью, страхом, самопознанием, приключениями и всеобъемлющей любовью, в которой место могло найтись каждому, кого я впускала в своё сердце.
А пока я обрываю свои воспоминания, чтобы перевести дух и позволить моим мужчинам завладеть мною полноправно — моему супругу и Анри, полуторагодовалому сынишке, ещё не знающему о своём предопределении и поэтому пока наслаждающемуся простыми удовольствиями.
— Мами, мами! Ушки бе! — он сидит на плечах своего названного отца, не родного, но самого любимого, и держит пригоршню с мелкими ракушками над его головой: «Мама, это тебе ракушки!»
У нас их много, этих ракушек, и все же для Анри вернуться домой с пустыми руками равносильно бессмысленной прогулке. Ничего, будут висеть над кроваткой его сестры украшения, собранные заботливым братиком.
Я с трудом поднимаюсь с песка, прихватывая угол ткани, чтобы не наклоняться снова, поднимаю лёгкое покрывало и встряхиваю его. Спину от резкого движения внезапно простреливает и откликается в животе, его моментально сводит судорогой, и я вскрикиваю.
— Что случилось? — выражение лица супруга мгновенно меняется с беззаботного на тревожное. Он опускает Анри на песок: — Подожди-ка, сынок, маме плохо.
Боль отпускает так же внезапно, как и наступила. Я отираю испарину на лбу и пытаюсь улыбнуться, чтобы успокоить эти взволнованные лица напротив.
— Всё хорошо! Пойдёмте домой, мои мальчики, пора обедать.
Мы идём неторопливо назад, супруг болтает с сынишкой, который что-то пытается рассказать на своём языке. Анри рассказывает про большого страшного краба, что полз к себе домой, в океан. Про интересный большой камень, похожий на маленькую овечку. Про всё, что успел сегодня заметить на побережье, на котором бывает почти каждый день.
Наш дом неподалёку, и я радуюсь этому факту. По дороге снова выступает испарина по всему телу, и тянет спину. Теперь я не сомневаюсь: сегодня появится на свет наша малышка. Интересно, на кого она будет похожа?
Эту мысль перебивают более насущные: надо сейчас же послать за повитухой, с которой мы договорились. Приготовить горячую воду и простыни. Да, это будут мои вторые роды, но как же я боюсь их! Первые принимал столичный лекарь в родовом замке Роландов, почему-то это место было важно, хотя я и просилась к родителям. Уж у матушки опыта в родах было предостаточно.
Но сегодня мы одни, и кто поможет и успокоит меня сегодня? Супруг видит мой страх, поглядывая то и дело на меня, как я медленно иду и морщусь.
— Не бойся, нам только дойти — и сразу приляжешь, я всё сам сделаю, — вполголоса говорит он и откликается на какой-то вопрос Анри, поддакивая ему.
Последние шаги даются мне с трудом. Я всё чаще останавливаюсь. Муж берёт меня под руку, удерживая второй рукой сына, и тогда становится легче. Садик перед нашим домом уже виднеется, остаётся всего шагов сто, не больше.
— Ого, так вот вы где! А мы всё гадали, где вас искать! — от резной низкой ограды к нам идёт сир Брис в рубашке, а не официальной одежде. Он, должно быть, взмок от местной жары, пока ждал. Стоп, он сказал «мы»? Только не сейчас! Гости именно сегодня некстати!
Анри опускается на землю и отправляется встречать гостя, сира Эдрихама, приезжающего к нам с госпожой примерно раз в полгода. Муж поворачивается ко мне и берёт на руки:
— Всё, Анри в безопасности, хватайся теперь ты за меня!
От боли мне не хочется ни приветствовать, ни улыбаться другу семьи. Муж тоже не особо церемонится. После короткого приветствия просит помочь гостя открыть дверь. Взволнованный женский голос у входа заставляет меня оторвать лицо, искажённое гримасой боли, от плеча мужа и взглянуть на госпожу.
— Здравствуй, моя милая! Ты не переживай, нас прислал Его величество, написал, что мы сегодня тебе нужны. И лекарь с нами, это сир Майн. Он молодой, но очень перспективный, я тебе о нём писала.