Необъятный мир: Как животные ощущают скрытую от нас реальность
Шрифт:
В мае 1984 г., через 16 лет после того, как они с Роджером Пейном выяснили, что горбатые киты умеют петь, Кейти Пейн проводила время в портлендском зоопарке в компании нескольких индийских слонов{585}. Она подыскивала себе другой вид для изучения, и слоны, умные и, ко всему прочему, общительные, показались ей вполне подходящим вариантом. Наблюдая за ними, Пейн время от времени чувствовала всем телом какое-то гулкое содрогание. «Как будто раскат грома, только никакого грома не было, – писала она позже в своих мемуарах "Безмолвный гром" (Silent Thunder). – Никаких громких звуков, только пульсация, а потом ничего»{586}. Это ощущение напомнило ей, как подростком она пела в церковном хоре и ее охватывала очень похожая гулкая дрожь, когда органист брал самые низкие ноты. Может быть, догадалась Пейн, слоны действуют на нее так же, поскольку тоже издают запредельно низкие звуки? Что, если они общаются между собой инфразвуком, как вроде бы делают некоторые
В октябре Пейн вернулась в зоопарк с двумя коллегами и звукозаписывающим оборудованием. Запись велась круглосуточно, в течение всего времени, что ученые документировали поведение слонов. Но Пейн прослушала эти пленки только в канун Дня благодарения[181], начав с записи одного особенно запомнившегося события. Она почувствовала уже знакомую безмолвную пульсацию, когда два слона – Рози, главная самка, и Тунга, самец, – стояли друг напротив друга по разные стороны бетонной стены. В тот момент они вроде бы никаких звуков не издавали. Но когда Пейн прокрутила записи того момента на ускоренной перемотке, повысив тем самым тон на три октавы, она услышала что-то похожее на коровье мычание{587}. Втайне от стоящих рядом людей Рози и Тунга вели оживленную беседу через бетонное препятствие. Ночью после прослушивания записи Пейн приснилось, что к ней наведалось стадо слонов. Главная самка сказала: «Мы открылись тебе не для того, чтобы ты рассказывала другим людям». Пейн поняла это не как просьбу о том, чтобы не выдавать их, а как приглашение: «Мы открылись тебе не для того, чтобы ты прославилась среди своих, а потому, что мы тебя принимаем».
Открытие Пейн, опубликованное в 1984 г., прекрасно согласовывалось с наблюдениями Джойс Пул и Синтии Мосс, которые изучали африканских слонов в кенийском национальном парке Амбосели. Они заметили, что семья слонов часто неделями движется в одном направлении, хотя членов семьи при этом разделяет несколько километров. Кроме того, к вечеру разные группы одновременно сходятся с разных сторон к одному водопою. Инфразвук передается на далекие расстояния даже в воздухе, и, если слоны пользуются им для коммуникации, становится понятно, как они синхронизируют свои передвижения по саванне. Пул и Мосс предложили Пейн присоединиться к ним, она согласилась, и в 1986 г. их научная группа установила, что африканские слоны точно так же, как их индийские собратья, пользуются инфразвуком – во всех мыслимых контекстах{588}. Есть контактный рокот, помогающий особям найти друг друга. Есть приветственный рокот, издаваемый при встрече после разлуки. Самцы рокочут во время гона, самки рокочут им в ответ. Есть рокот, означающий «идем», и рокот, говорящий «у меня только что был секс». Большинство этих рокотов содержит частоты, вполне различимые человеческим ухом вблизи, но некоторые проявлялись, только когда исследовательницы прокручивали записи на ускоренной перемотке или визуализировали их с помощью анализатора частот{589}.
Этот инфразвуковой рокот передается по воздуху, поэтому он отчасти отделен от распространяющихся по поверхности сигналов, которые позже, уже в начале нового века, выявила Кейтлин О'Коннелл (о них мы говорили в прошлой главе). И то и другое для нас в основном неуловимо, но слоны издалека фиксируют оба типа сигналов. Низкочастотная составляющая рокота находится в диапазоне от 14 до 35 Гц – примерно как у крупного кита. В воздухе эти сигналы разносятся не так далеко, как под водой, а кроме того, сильно зависят от атмосферных условий: чем прохладнее, прозрачнее и спокойнее воздух, тем дальше дойдет сигнал. В полуденный зной слуховой мир слонов съеживается. Через несколько часов после заката он расширяется в десять раз, теоретически позволяя слонам слышать друг друга за несколько километров[182]{590}. «Но мы не знаем, на каком расстоянии они на самом деле слушают друг друга и во что именно вслушиваются, – говорит Пейн. – Это очень важный вопрос, однако ответа на него пока никто не дал».
То же самое относится и к китам. Многие из тезисов, выдвигаемых Роджером Пейном, Крисом Кларком и другими, пока не более чем предположения, опирающиеся на обрывочные сведения о поведении китов и обоснованные догадки о том, на что те должны быть способны. Фактические данные об этих крупнейших из когда-либо живших на Земле существ добыть трудно, а эксперименты с ними практически невозможны. Впрочем, птиц, например, запросто держат в клетках, а птичьи трели анализируют не первое столетие, и тем не менее Роберт Дулинг только в 2002 г. открыл, что некоторые виды концентрируют внимание на темпоральной микроструктуре, отодвигая на второй план те составляющие песни, которые слышны человеку. Если нам так трудно понять умвельт птицы, неудивительно, что ученые слабо представляют, чем именно интересуются в сигналах друг друга гигантские киты. Что такое эти песни? Элемент ухаживания в брачный период? Территориальные сигналы? Звонок к обеду? Удостоверение личности? Неизвестно. Даже если вы отыщете синего кита и проиграете ему записанную песню, что он, по-вашему, должен будет сделать?
Мы даже не можем доподлинно установить пределы слухового восприятия усатых китов. Тест
В гипотезах Пейна и Кларка все еще хватает пробелов. Судя по всему, у синих китов поют только самцы, и, если с помощью инфразвуковых сигналов они действительно общаются между собой или прокладывают путь в океане, как без этого обходятся самки? Кроме того, существует вопрос пропорций. Длина волны у ноты частотой в 20 Гц составляет 75 м, а это значит, что расстояние между двумя пиками давления будет вдвое или втрое больше длины самого крупного синего кита или финвала. У величайших великанов планеты возникает та же проблема, что и у крошечной мухи-тахины Ormia: их сигналы должны звучать практически одинаково в обоих ушах, а значит, определить, с какой стороны находится их источник, не получится{592}. «Казалось бы, это невозможно, – однако вот вам тахина с ее ушами! – напоминает Кларк. – Я не верю ни в духов, ни в астрологию, но нельзя недооценивать эволюцию. На научных конференциях с меня снимают десять шкур за все те дичайшие предположения, для которых у меня вечно нет доказательств. Но я предпочитаю иметь в виду все возможные варианты. И я постоянно стараюсь поместить себя в пространство животного».
Если сигналы слонов и китов остаются за нижним порогом нашего слуха, то сигналы некоторых других видов звучат выше верхнего. Зимой 1877 г. Джозефу Сайдботему, остановившемуся в отеле во французском городе Ментон, показалось, что на балконе запела канарейка{593}. Но как он вскоре обнаружил, звук издавала мышь. Он угощал ее печеньем, а она за это часами пела ему у камина, выводя мелодию, которой не постыдилась бы певчая птица. Сын Сайдботема предположил, что такие песни поют все мыши, просто забирают слишком высоко, и мы их не слышим. Сайдботем думал иначе. «Я склонен полагать, что певческий дар у мышей встречается крайне редко», – сообщал он в письме в журнал Nature.
Он ошибался. Лет через сто ученые осознали, что мыши, крысы и многие другие грызуны действительно располагают широким репертуаром «ультразвуковых» сигналов, частоты которых слишком высоки для человеческого слуха{594}. Они издают эти звуки, когда играют или спариваются, когда пребывают в стрессе или мерзнут, когда проявляют агрессию или подчиняются. Мышата, оказавшиеся вне гнезда, зовут мать ультразвуковыми «сигналами об изоляции»{595}. Крысы, если их пощекотать, откликаются ультразвуковым попискиванием, которое ученые сравнивают со смехом{596}. Суслик Ричардсона реагирует ультразвуковым сигналом тревоги на появление хищника (или коричневой шляпы с широкими полями, которую раз за разом подбрасывает экспериментатор, чтобы изобразить такого хищника){597}. Мыши-самцы, унюхав гормоны самки, распевают ультразвуковые песни, поразительно похожие на птичьи, и даже точно так же четко делящиеся на слоги и фразы{598}. Самка, привлеченная такой серенадой, сливается с избранником в ультразвуковом дуэте{599}. Грызуны относятся к числу самых распространенных и интенсивно изучаемых млекопитающих в мире – в научных лабораториях они прописались начиная с XVII в. И все это время они, оказывается, вели оживленные беседы, ускользавшие от слуха бесчисленных ни о чем не подозревающих исследователей и лаборантов.
Термин «ультразвук», как и «инфразвук», – это пример антропоцентричного высокомерия. Он относится к звуковым волнам частотой выше 20 кГц – верхней границы восприимчивости среднестатистического человеческого уха{600}. Предполагается, что такой звук совершенно особый – «ультра» как-никак, – потому что мы его не слышим. Но огромному большинству млекопитающих эта часть звукового диапазона вполне доступна, и наши предки, вероятно, не выделялись в этом отношении. Даже ближайшие родственники человека, шимпанзе, слышат частоты, близкие к 30 кГц. Собака улавливает 45 кГц, кошка – 85 кГц, мышь – 100 кГц, а дельфин афалина – 150 кГц{601}. Для всех этих животных ультразвук – это просто звук. Многие ученые предполагали, что ультразвук дает этим видам секретный коммуникационный канал, который не подслушают чужаки (то же самое предположение высказывалось по поводу ультрафиолета). Мы не слышим эти звуки и потому объявляем их «скрытыми» или «тайными», хотя многие другие виды их определенно улавливают.