Необъявленная война: Записки афганского разведчика
Шрифт:
В 1977 году произошло объединение разрозненных группировок, вновь стала единой Народно-демократическая партия Афганистана.
«Амин испугался этого единства, — писал Бури. — Испугался потому, что членам ЦК стали известны факты его раскольнической деятельности. Мне было приказано уехать в провинцию, заболеть, отлежаться у родственников. Он знал, что многие товарищи требуют сместить его с руководящего поста в партии, вывести из членов ЦК НДПА. Но кто-то сумел рассеять грозные тучи над его головой, отвести удар от Амина. Я вернулся из провинции сразу после Апрельской революции. Встретил он меня в наилучшем расположении духа.
— Все идет прекрасно, Абдула! — сказал Амин. — Будем сотрудничать с тобой и дальше, творить великую историю!»
Бури не пытался обелить собственную персону. Он
В заключение он писал:
«Да, я творил зло! Но оно исходило не от моего сердца… Его излучал Амин! Амин и только Амин виноват в этой страшной трагедии, которая произошла на моей родине!»
…Я только страдал по воле Амина, но никогда не видел этого человека в глаза. А мне так нужно было найти его, рассказать, что наказала Джамиля, что просили передать жители далекого горного кишлака. Джамиля посылала меня искать у Амина справедливости и защиты, просила сообщить, как, прикрываясь его почтенным именем, от имени партии творят произвол такие авантюристы, как Барык. Она почему-то верила ему, надеялась, он-то поймет, поможет. Но дойти до Амина мне не пришлось, арестовали, не сошлись наши дороги с ним. А вот Ахмад встречался, удостаивался высокой чести, держался за руку Амина, почтенно здоровался и прощался. Было это на киностудии «Афганфильм», куда зачастил ездить Амин. Безопасность Амина в районе киностудии обеспечивал мой друг со своим отрядом. Перекрывал с солдатами прилегающие улицы, очищал трассу от машин и пешеходов, расставлял по ходу движения машины Амина заслон из автоматчиков, прикрывал большого человека танками и бронетранспортерами. Сюда его влекли не новые звезды голливудского экрана, не страсти итальянских детективов или индийские мелодрамы. Человек он был занятой, не было свободной минуты на просмотры фильмов из особого фонда. На киностудию Хафизулла Амин приезжал работать. Оказывается, руководитель партии и правительства Народно-демократической республики Афганистан по совместительству подрядился на должность киноактера. Ахмад присутствовал на всех съемках, рассказывал об этом с улыбкой:
— Как он играл! У него наверняка талант был от рождения… Это же надо так точно и натурально изображать… самого себя!
— Самого себя?! — не поверил я своим ушам.
— Вот именно! Хафизулла Амин играл в кино Хафизуллу Амина! — сказал и тут же залился смехом.
…Не от хорошей жизни подался в актеры Амин. Некоторые обстоятельства заставили его позировать перед кинокамерой в этой роли. Он знал, что среди народа и членов партии особой популярностью не пользуется. Его терпят, пока имеет высокий пост. Одному ему и друзьям из-за океана известно, как он оседлал заветное кресло вождя. Но крепки ли ножки у этого кресла, надежны ли пружины под мягкой подушкой? Власть есть в его руках, а на душе у Амина неспокойно, кошки скребут, удержится ли он на этом кресле? Будущее такое тревожное и туманное. А прошлого не существует, нет той самой героической, необыкновенной биографии, которая обычно бывает у вождей… Нет — так можно выдумать, все в его руках, все подвластно в этой стране его воле… Впрочем, и выдумывать Амину ничего не следует. Ведь было же такое, и он попадал в тюрьму. Правда, всего на несколько часов перед самым Апрельским восстанием.
…Но было… И вот на экране сцена ареста. Ломятся в дверь его дома на рассвете свирепые полицейские. Спокойно идет им навстречу Амин. Ни один мускул не дрогнул на его лице, когда он слушал сообщение о своем аресте. По нескольку раз ему приходится переигрывать эту «трагическую» страницу из биографии политического деятеля. Требует от режиссера новых и новых творческих решений, сам весь потом изошел от ярких прожекторов, но не уходит с площадки, готов начать все сначала. Одет по-домашнему — длинная рубаха навыпуск, штаны пузырятся,
…В актовом зале Кабульского университета не было свободных мест. Мы чуть опоздали с Ахмадом, досталось одно кресло на двоих в самом последнем ряду, у стенки. Это было первое собрание общественности столицы после свержения диктатуры Амина. Рабочие и воины, почтенные улемы и муллы, торговцы и ремесленники, молодые ребята из ДОМА. Впервые обнародовались факты и свидетельства преступной деятельности Хафизуллы Амина и его клики против партии и народа. С докладом выступал секретарь Кабульского горкома партии. Совсем недавно он слушал лекции в этом зале, здесь его поздравляли с получением диплома инженера. Секретарю горкома не было и тридцати, а голова, как у старца, белая. Я знаю этого парня. Он тоже прошел через Пули-Чархи. Только досталось ему больше, чем мне. Пересчитали ребра свинчаткой, прошили тело электротоком, сломали пальцы в суставах, содрали щипцами ногти на руках. Но он оказался двужильным, сумел потягаться со смертью, выдержал, не сломался, может честно смотреть в глаза людям. Наверное, зря поручили ему делать этот доклад. Слово скажет — и головой дергает, к стакану с водой тянется. Сделает глоток, помолчит, пересилит себя и снова о страшном, тяжелом, незабываемом.
— Сегодня мы должны рассказать народу всю правду… Горькую правду о человеке, ставшем агентом ЦРУ, предателем партии и народа, пытавшемся внести разлад между населением и сознательными, честными революционерами, — говорит секретарь горкома партии. — Используя Тараки в своих целях, Амин начал подсовывать ему фальсифицированные данные, в результате чего многие честные члены партии были обвинены в предательстве революции. Удар особой силы был нанесен по Бабраку Кармалю и его ближайшим товарищам. Он был снят со всех постов, позже на него и других были сфабрикованы надуманные обвинения. Ряд его соратников — Кештманд, Рафи, Кадыр и другие — попали за решетку.
Он снова отпил воды из стакана, в зале тишина, как в глухом ущелье, ждем, пока соберется с силами, поведает собравшимся все, что сам пережил, через какие адские испытания довелось пройти многим. Жертвами Амина стали тысячи рабочих, крестьян, представители духовенства, военачальники. В тюрьмы было брошено более двух тысяч членов партии. Около пятисот из них было уничтожено аминовскими палачами.
И начал перечислять длинный список погибших, среди которых я услышал имена моих товарищей по камере в Пули-Чархи — профессора Кабульского университета Нажмуддина и майора Нура.
— По приказу Амина был задушен Генеральный секретарь ЦК НДПА, председатель Революционного совета и премьер-министр нашей республики Нур Мухаммед Тараки. Его убийцы найдены и арестованы. Материалы следствия на днях будут опубликованы в газетах.
Поднял голову, оторвался от доклада, словно ждал вопросов, переминаясь с ноги на ногу, чуть прищурился, пытаясь разглядеть лица в зале. Ждал терпеливо, затянулась пауза, никто голоса не подал, зал безмолвствовал. Секретарь тяжко вздохнул, поправил свои листки на трибуне и продолжал:
— Преступные действия Амина и его приспешников нанесли огромный вред делу революции. Прикрываясь социалистическими лозунгами, выступая с ультрареволюционными речами, он дискредитировал прогрессивные идеи… Субъективизм и левацкие перегибы подорвали такие важные меры, как аграрная реформа, ликвидация неграмотности среди взрослого населения, особенно среди женщин.
Ахмад легонько задел меня плечом, зашептал в самое ухо:
— Она была права, твоя Джамиля. Какой негодяй, кровожадный волк. Если бы я знал обо всем этом раньше, застрелил бы Амина собственной рукой!