Необычное и обыкновенное
Шрифт:
— А среди приезжих мужиков часом странных нет?
— Каких таких — “странных”? — с подозрением поинтересовалась старуха.
— Вам виднее, — многозначительно отозвался Чернов.
— А пошто спрашиваешь?
— Тайна следствия, Антонина Петровна. Вы же телевизор смотрите — должны понимать!
— Ну да, ну да, понимаю: тайны… — кивнула старуха.
Задумчиво
— Приезжий, который вон, у Людки поселился, одинокий, нестарый ещё, а на Людку-то и никакого внимания! А она, сам знаешь, девка справная! Людка ему всё авансы делает, а он — будто слепой. Вот странно это. А остальные — что? Всё как обычно. А вот лет двадцать назад, помнится…
Прежде чем Антонина Петровна погрузилась в воспоминания, участковый ретировался.
Чернов мельком видел высокого тощего горожанина в очках, поселившегося у Людки, и проблемным он не казался. Обычный молодой мужчина лет тридцати пяти.
В голове возникли фразы из американских сериалов: “субъект — белый мужчина, от тридцати до сорока пяти лет”, “интеллект выше среднего”, “профессия позволяет ему ездить по стране”.
Ерунду, конечно, в этих сериалах показывают, но вот же он — гражданин нужного возраста, в очках, в разъезде. То есть в отпуске, конечно, но кто его знает? Да и от Людки нос воротить — это ж каким извращенцем надо быть, а?!
Чернов уже не мог успокоиться: надо срочно проверить этого гражданина.
Участковый почти побежал к Людкиному двору. Хозяйка полола морковь во дворе, и на вопрос: где постоялец? — кивнула на дом. Выглядела она расстроенной и, кажется, даже заплаканной. Чернов решил, что если этот субъект позарился на бельё Людкино, быть ему, этому извращенцу, битым!
Он ворвался в дом без стука, надеясь застать субъекта на чём-нибудь откровенно непростительном.
Извращенец оказался не один.
— Ой! — испуганно сказала незнакомая светловолосая девушка. — А вы кто?
— Кхм, Чернов Евгений Дмитриевич. Участковый, кхм. Присматриваю тут… за всем. А вы кто будете, гражданочка?
— Это моя жена, Юленька, — растерянно сказал субъект, поправляя очки. — Только что приехала.
Девушка кивнула:
— Я мужу зонт привезла — дождь же обещали на выходных. А что случилось?
Чернов посмотрел на встревоженную девушку, перевёл взгляд на озадаченного городского и смущённо пробормотал:
— Ничего. Добро пожаловать, Юлия! Если что — обращайтесь.
И
— Людок, ты чего невесёлая?
— Женатый он, — процедила Людка, с досадой бросив под ноги кустики лебеды, — любит он её! А я-то и сырничков ему, и бабушкиного варенья, и платье с лямочками! Эх!
Чернов оставил Людку жаловаться на горькую судьбу морковным грядкам, вышел за ограду и уселся на скамейке у забора.
Так, надо признать, что следствие пошло по ложному следу: субъект внешне ничем от обычных людей не отличается, повадками тоже. Иначе давно бы кто-нибудь участковому нажаловался: не пенсионерки, так дети или кто из мнительных мамаш.
Раз со стороны его не опознаешь, надо влезть в его разум. Надо мыслить как преступник!
Чернов зашёл к себе за биноклем, вышел во двор, огляделся и вскарабкался на высокую берёзу, растущую за домом. Лишь бы не увидел никто, а то народ глазастый: что не надо — всё подмечает. Лучше б извращенца высматривали!
Чернов взмок, не сколько от усилий, сколько от волнения, перевёл дух и, умостившись на широкой ветке, приник к биноклю. Тут и там висели простыни, наволочки и полотенца. Всюду виднелись детские вещи. А кое-где и бельё.
Итак, что будет делать бельевой вор? Выберет красивую девушку, до белья которой сможет дотянуться!
Чернов огляделся: ага, вот дом, который на всё лето сдали двум городским красоткам. Те поддались общему порыву и вывесили всё свежевыстиранное во двор.
Участковый ещё раз поглядел в бинокль, чтобы точно установить, где висит нижнее бельё — почти за домом, там, где глухой забор. Дотянуться до кружевных богатств можно, если пролезть в дыру в заборе — одна доска там “гулящая”. Видно, временные хозяйки не в курсе.
Чернов слез с дерева и, воровато озираясь, подошёл к забору. Протиснулся в дыру — и тут же был атакован грозным стражем. На него со звонким лаем налетела собачка меньше форменной зимней шапки размером.
— Тихо ты! — цыкнул Чернов.
Собачка не унималась.
— Эй, Коричка, ты чего? — послышался женский голос со стороны веранды.
Чернов представил, как его поймают тут, возле верёвок с трусами, и ломанулся в дыру.
— Да кошку, наверное, увидела, — ответил другой женский голос.
Застрявший в дыре Чернов как мантру повторял: “Я кошка, я кошка, я кошка!”