Необычное и обыкновенное
Шрифт:
Почуял только, как кто-то коснулся его макушки, от чего Мэмылу враз тепло да весело стало. А потом услышал:
— Спасибо!
Открыл глаза, а Весны и след простыл.
Пошли Мэмыл с Оленем домой, и всюду видно: Весна пришла. Исчезают сугробы, наливается ярко-голубым сиянием небо, поют-заливаются птицы.
Красота!
А старая Ы’льян так и считает звёзды: не пытается больше Весну запереть, потому в свой черёд все сезоны и приходят. Как собьётся Ы’льян со счёту, сердится, тут повсюду метели да бураны случаются. Как устанет, так вздохнёт
Царь же с богачами, силачами да мудрецами спорили-спорили, почему весна пришла, да так и не решили ничего. Велел царь по всем краям искать того удальца, который Весну вернул, и Мэмыл о тех поисках да награде в полцарства слышал, да только зачем ему полцарства, когда у него и так всё есть.
Как волшебник Лайн экзамен сдавал (фэнтези)
Перед экзаменом по трансформации я волновался так, что не смог заснуть. Оно и понятно: с этим предметом у меня не ладится совсем. И, кажется, профессор Чизл меня за это ненавидит. Каждый раз, когда я делаю что-то не так, он морщится и выдаёт какое-нибудь кислое замечание, после которого хоть беги из Академии прочь.
А на экзамене будет не только Чизл. Там будет целая комиссия! И раскритикуют они меня просто в пух и прах. Может, притвориться больным и не идти на экзамен? А толку-то? Сдавать его всё равно придётся, а если комиссия соберётся во второй раз персонально для меня, то меня точно сожрут!
Но как же не хочется слышать в свой адрес нелестные, злые слова!..
Так и промучался до самого утра пустыми переживаниями, и на экзамен пошёл вялый, уверенный в своей неудаче.
У самой башни Академии я заметил печальную старушку — ветхую-ветхую, грустную-грустную. Я хотел пробежать мимо: всё-таки экзамен вот-вот, но не смог. Старушка выглядела так, словно никто в целом мире не мог ей помочь. Или не хотел.
— Бабушка, вы чего грустите? — я остановился перед старушкой.
Та вздохнула и прошептала:
— Есть очень хочется, внучок…
— Кхм, давайте я куплю вам вон в той лавке пирог!
— Нет, внучок, пирог мне не по зубам…
— Так он мягкий, бабушка, честное слово! Начинка — просто праздник для желудка! И сырная хороша, и с мясом, и с картофельным пюре. А сладкие пироги там каковы! — я чуть слюной не захлебнулся, хотя только что плотно позавтракал.
— Так денег нет…
— Я куплю! Вам с чем?
— Вот с сыром бы… и с яблоками…
— Хорошо!
Времени до начала экзамена совсем чуть, но заскочить за парой пирогов я успею.
Как назло, в лавке было людно. Пять покупателей, и каждому — каждому! — надо было и пирог, и булок, и хлеба, и поболтать с очаровательной девицей за прилавком.
Я извёлся весь. Если ещё и опоздаю на трансформацию, то, того гляди, меня самого во что-нибудь трансформируют. Но
Наконец — вечность спустя! — подошёл мой черед.
— Чего желаете, господин волшебник? — улыбнулась чаровница за прилавком.
Увы, флиртовать с красавицей мне было некогда. Я и так уже опаздывал к началу экзамена. Расплатившись за два пирога, я вышел и обнаружил старушку там же, где и оставил.
— Вот, бабушка, угощайтесь!
— Спасибо, внучок! Спасибо! Я пирогов сто лет не ела!
Старушка долго благодарила меня, и мне показалось неправильным её перебивать.
Наконец, она сказала:
— Вижу, торопишься, соколик. Беги, куда надобно. А на прощание вот, возьми подарочек от бабули. Коли времени не пожалел, да денег и слова доброго — будет тебе награда.
Старушка протянула мне глиняную птичку-свистульку и снова улыбнулась.
— Спасибо, бабушка!
Я сунул птичку в поясной кошель и помчался к башне.
Экзамен, конечно, уже начался, и, увы, все одногруппники уже были в зале.
Я робко постучал и сунул нос в огромную аудиторию:
— Простите за опоздание…
— Безобразие! — воскликнул профессор Чизл. — Это недопустимо! Вы будете отстранены от сдачи…
— Но молодой человек опоздал меньше, чем на четверть свечки, — мягко перебил профессор зельеварения Олни. — Так что он может сдать экзамен, но после остальных.
Остальные профессора кивнули, и Чизлу пришлось смириться, а мне — поблагодарить и вернуться в коридор.
Эх, да если бы больным сказался, я бы, наверное, не так их рассердил. А после общего экзамена утомлённые и жаждущие попасть домой к вкусному ужину профессора со мной в два счёта расправятся!
“Хочешь заболеть?” — вдруг произнёс кто-то прямо в моей голове.
От неожиданности я подпрыгнул на месте и крутанулся вокруг себя. Никого.
— Нет, — громко сказал я на всякий случай, — не хочу болеть.
“А чего ты хочешь?” — спросил тот же голос. Странный, кстати, голос: непонятно, мужчина или женщина, молодой или старый.
— Кто тут?
“Я здесь, в твоём кошеле”.
Я еле удержался от того, чтобы снова в испуге не подпрыгнуть. Открыл кошель и вытащил подаренную старушкой птичку. Птичка, кажется, подмигнула нарисованным глазом. Я осторожно положил её на подоконник и помассировал ладони, собирая силу. Протёр лицо, будто при умывании, накладывая на глаза Особое зрение.
Птица светилась и переливалась всеми оттенками зелёного. Обычной магической вещи положено светиться золотистым на оранжевом фоне немагических предметов. А зелёный — цвет нечисти, это все знают. Эта же свистулька казалась созданной из всех оттенков зелёного. И при этом потоки силы в ней сплетались как в артефакте…
“Так чего ты хочешь?”
От неожиданности я потерял концентрацию, и чары развеялись. На подоконнике стояла птичка и смотрела на меня, чуть повернув расписную голову.
— Ты кто? — шепнул я.