Необычное и обыкновенное
Шрифт:
Но учитель Тан, сердито топорща усы, точно сом, следит за ним внимательно. А после занятий велит нерадивому ученику остаться и сто раз переписать древние мудрости вроде «Главное видно не глазами» или «Учение — свет», а потом вымыть полы в кабинете и покормить карпов в школьном пруду.
Эх, да пока всё доделаешь, наступит ночь. Учитель Тан и его жена, конечно, оставят племянника ночевать. И наверняка угостят сахарным печеньем, которое так вкусно готовит тётя. Но как же тогда быть со странным
Жуть!
Лу портит одну за другой пять страничек в прописи и чуть не опрокидывает ведро с водой, когда собирается мыть пол. Бросает и упражнения, и ведро и идёт за школу кормить карпов. А те осуждающе разевают круглые рты, хватая пищу, и смотрят с упрёком. То ли потому, что Лу до сих пор не разобрался с тем прудом, то ли, наоборот, потому, что он собрался с ним разбираться.
Но не пойти нельзя. Все говорят, что дедушка хранил Город. И что теперь следить за порядком некому, ведь Лу ещё совсем мал, а его отец и дома-то не бывает из-за работы: где ж ему найти время, чтобы о Городе печься?
Но Лу вовсе не маленький! В школу ходит и с домом справляется, пока отец на работе. Соседки, конечно, помогают ему стирать, приносят горячие пироги и рассыпчатую кашу на молоке, но ночует он один и крыланов один считает. Он уже большой и всё может сам!
Исполненный решимости, Лу ставит опустевшее ведёрко на краешек пруда и бежит к калитке, ни разу не оглянувшись. Если оглянешься, можно увидеть уютно светящееся окошко домика учителя Тана и учуять, как пахнет из домика жареным мясом и свежей выпечкой. И тогда совсем-совсем не захочется идти туда, куда нужно.
За калиткой Лу смотрит в сторону старого парка: там так темно, что он решает пойти через площадь.
На площади Красных Рыб светло и людно. Кругом фонари и гирлянды, нарядные мужчины и женщины, чинные старички и чьи-то весёлые внуки. Все гуляют, едят печенье в виде рыбок и морских коньков, смеются и радуются. И никто не знает, что где-то там есть лишний пруд.
На Радужных мостах людей куда меньше, но фонари, высокие и величественные, светят вовсю, отражаясь пёстрыми пятнами в реке.
На проспекте Дождей горит лишь каждый третий фонарь, а людей и вовсе нет.
На мосту Тумана светит лишь пара фонарей. Лу останавливается, смотрит в темноту и не может заставить себя идти дальше.
На нос Лу падает капля. Потом ещё одна. И ещё. И вскоре старый знакомый — дождь — привычно шуршит вокруг, ободряя приятеля.
Лу кивает и смело идёт вперёд.
Речной переулок пуст и подсвечен тремя старыми фонарями. А на Журчащей улице темно и никого нет.
Лу лезет в дырку в заборе и шагает в темноту, обмирая от страха. Останавливается, присматриваясь и прислушиваясь к темноте.
—
Лу хочет метнуться назад, туда, где хоть немного света, но ноги не слушаются и будто прирастают к месту.
— Не бойся, — улыбается кто-то в темноте.
Впереди разгорается свет — и Лу с изумлением видит, что в серединке неправильного пруда сидит женщина. Свет исходит от её длинных волос. Она улыбается и простирает к нему руки. Длинное платье стекает в воду. Кончики волос утекают в пруд. Женщина прекрасна, как мама, которую Лу видел только на портрете в дедушкиной комнате.
— Иди сюда, мальчик! — говорит женщина и манит его к себе.
Кажется, она поёт, не разжимая улыбающихся губ. И в её пении счастье и жизнь, восторг и радость.
Лу зачарованно идёт к воде. А дождь шумит всё тревожнее. В перестуке капель по мостовой слышится тихое «нет-нет-нет», «нет-нет-нет», «нет-нет-нет».
Женщина улыбается шире и поёт, зовёт в свой пруд, которого нет. Лу замечает теперь и заострённые зубы, и длинные когти, и чешую, уходящую под платье. Но это неважно. Её зовут Бездна — и она прекрасна.
И почему дедушка никогда не рассказывал, что в Городе живут такие создания? Лу замирает у самой кромки воды. Мысль о дедушке почему-то кажется очень важной.
Дождь шумит во всю мощь.
«Тише-тише», «нет-нет-нет». «Тише-тише», «нет-нет-нет».
Лу прислушивается, трёт глаза. Дождь не плещется о поверхность пруда, а будто колотит по ней.
«Кыш-кыш-кыш».
В серой воде не отражаются здания. В ней не плещутся ни морские кошки, ни вёрткая рыбная мелочь, ни быстрые угрехвосты. Дедушке такой пруд точно бы не понравился.
Лу будто просыпается. Живо пятится назад: светящаяся женщина в пруду больше не кажется прекрасной. И как он мог подумать, что она похожа на маму?
Она скалит клыкастый рот, грозит тощим когтистым пальцем и свистящим шёпотом, перекрывая шум дождя, шипит:
— Всё равно заберу тебя!
Лу очертя голову мчится домой. Ему кажется, что Бездна бежит за ним по пятам. Что вот-вот жуткие руки схватят его и потащат в ненастоящий пруд. Только дождь не даёт ей вцепиться в Лу как следует. И он летит прочь.
Ему так страшно, что даже плакать не получается.
Лу влетает в дом и закрывает дверь на нижний засов. Подтаскивает стул, взбирается и задвигает верхний. Летит к задней двери и проверяет замок. Потом проносится по дому и, подпрыгивая, захлопывает внутренние ставни. Надо бы и внешние закрыть, но это потом.
Сердце трепещет, как пойманная рыбка-бабочка. Спина взмокла от дождя и пота. Лу холодно, как никогда в жизни.
Он разводит огонь в очаге и зажигает все фонарики в доме.