Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том 2
Шрифт:
Глава пятая
Комбат поехал назад к фронту, чтобы затем, свернув на рокадную дорогу, выехать к медсанбату (то есть к посёлку № 12), а начсандив отправился в санотдел армии.
Зайдя к Брюлину и Берлингу и побеседовав с ними, Борис узнал, что Скляров, нынешний начсанарм, переводится в соседнюю, новую, 52-ю армию, и что они тоже, вероятно, оба поедут с ним. А в 8-ю армию назначен новый начсанарм – военврач первого ранга Чаповский, с ним прибудут новый армейский хирург и терапевт. Это известие опечалило Алёшкина: со Скляровым и его ближайшими помощниками у него установились хорошие товарищеские отношения, а как-то они сложатся с новым начальством?
Он доложил
– Брось, Борис Яковлевич! Виктор Иванович уже показал себя на новом месте работы. Всего месяц, как он начальником госпиталя стал, а госпиталя не узнать! Я думаю, что и ты долго в начсандивах не продержишься, вообще-то это не твоё дело…
За разговорами и обедом в военторговской столовой время прошло незаметно. Обратная дорога обошлась без приключений, и в новое расположение штаба дивизии Алёшкин добрался часам к шести вечера. Ни командира, ни комиссара в штабе не было, поэтому Борис доложил о найденном им месте для медсанбата начальнику штаба, полковнику Юрченко. Тот одобрил и попросил обозначить его на карте. Когда Алёшкин показал кончиком карандаша выбранное место, то Юрченко воскликнул:
– Борис Яковлевич, да ведь тут же сплошное болото, вы утопите медсанбат!
– Да, мы вначале тоже так думали, а оказалось, что карты наши не совсем точны.
Борис показал шоссе, затем отходящую от него веточку просёлочной дороги и уже от неё слегка окружил ту возвышенность, на которой предполагалось размещение батальона. На карте в этом месте действительно обозначалось сплошное болото.
Посмотрев повнимательнее на карту, Юрченко сказал:
– А дорогу вам строить всё-таки придётся. Вероятно, не длинную, но придётся. Вот посмотрите.
Он провёл карандашом по просёлочной дороге с километр к югу от места её выхода на шоссе и показал Алёшкину, что немного ниже обозначенного им расположения медсанбата просёлочная дорога вновь появлялась и почти вплотную подходила к шоссе. Юрченко перечеркнул карандашом тоненький перешеек, отделявший просёлок от шоссе, и сказал:
– Вот здесь и построите второй выезд. Вернее, это будет въезд, по нему будут съезжать с шоссе машины с ранеными из полков, а по той части выезжать от вас в тыл.
Выяснив у начштаба, что землянка для него уже готова, и что она находится почти рядом с землянкой комиссара, Борис осмотрел своё новое жилище. Хотя вокруг землянки выкопали канаву для спуска талых вод, под дощатым полом её уже хлюпало. Вообще-то, эта землянка, представлявшая собой комнату два на три метра, с небольшим оконцем и крышей из двух или трёх накатов, со стенами, сделанными из толстых досок, с двумя деревянными топчанами, небольшим столиком, врытым в землю, и с хорошо пригнанной дверью, ни в какое сравнение не могла идти с теми примитивными сооружениями для жилья, какие делались в медсанбате в первые месяцы войны.
Осмотрев своё жильё, Алёшкин снова зашёл к Юрченко и доложил ему, что сейчас едет в медсанбат, чтобы поторопить командира с переездом, соберёт свои вещи и утром с Вензой приедет сюда. Начальник штаба усмехнулся:
– Ну, я думаю, что Фёдоровского торопить не придётся.
Борис изумлённо поднял брови, но так и не спросил, в чём дело.
Узнал он всё часом позже, когда прибыл в санбат и застал Вензу, сидевшего на узлах с постелями, одеждой и связкой книг и бумаг. Тот, увидев своего начальника, вскочил:
– Вот хорошо, что вы приехали! Давайте грузиться и поедем скорее.
– Да ты что, Венза? Куда мы на ночь поедем? Иди-ка на кухню, принеси мне поесть. Поужинаем, поспим, а завтра утром и поедем.
– Эх, товарищ начсандив, лучше бы сегодня!
– Да что такое случилось?
– А вы что, ничего не заметили?
Алёшкин, въехав на территорию батальона, действительно заметил некоторое оживление около палаток и бараков: ходили и что-то носили санитары, сёстры и выздоравливающие. Но он как-то не придал этому значения.
За ужином Венза рассказал Борису, что случилось за день. О том, что «рама» несколько раз появлялась над расположением медсанбата, мы уже писали. Так как на немецких картах здесь, кроме болот, ничего не обозначалось, то разведчики, летавшие на «раме», особого внимания на эту поляну не обращали, и, вероятно, сфотографировали её на всякий случай. Рассмотрев снимки в штабе, они обнаружили, что на поляне стоит какая-то часть, ну и решили её бомбить. В этот день из эскадрильи самолётов, направлявшихся в очередной рейс для бомбёжки Войбокало и Жихарева, которые почти каждый день пролетали над рабочим посёлком № 12, и наблюдать за полётами которых уже привыкли все медсанбатовцы, вдруг отделилось звено из трёх бомбардировщиков и, с рёвом и воем пикируя на поляну, сбросили свой груз. Правда, большая часть бомб упала в болота и леса, окружавшие батальон, но четыре бомбы упали на его территории. Одна из них попала в самодельный тир и разрушила его до основания, другая попала в палатку выздоравливающих, а остальные на поляну между бараками.
Второго захода бомбардировщики сделать не успели, из-за леса вынеслось звено «ястребков», в воздухе завязался бой, и «юнкерсы» поспешили ретироваться на запад.
Никто в медсанбате не сомневался, что на следующий день бомбёжка повторится, и поэтому сразу же, не дожидаясь возвращения командира медсанбата, комроты Сковорода и начштаба Скуратов отдали приказание, одобренное комиссаром батальона о быстрейшей подготовке к передислокации. Когда же вернулся Фёдоровский и узнал о происшедшем налёте, он не только подтвердил распоряжение своих помощников, но потребовал максимального ускорения работ по свёртыванию палаток и погрузке имущества на машины. Кроме того, он немедленно отправил Бодрова с группой санитаров и выздоравливающих для срочного исправления дороги к новому расположению медсанбата и подготовки мест для основных подразделений батальона. Эти места они наметили с Алёшкиным ещё перед уходом последнего на поиски новой дороги.
Узнав всё это, Борис понял, почему Юрченко, усмехаясь, заявил, что командир медсанбата противиться передислокации не будет.
На следующий день стояла пасмурная нелётная погода, накрапывал небольшой дождь, и это помогло медсанбату свернуться и переехать на новое место без потерь. В первый налёт было ранено три санитара, пятеро выздоравливающих и одна врач, – к счастью, все не особенно тяжело.
1 мая 1942 года медсанбат встречал на новом месте. На фронте было сравнительно тихо, раненых поступало немного, и в сортировочной палатке проходило торжественное собрание. На нём присутствовали комиссар дивизии Марченко, начальник политотдела Лурье и начсандив Алёшкин. Собрание прошло очень оживлённо. Марченко сделал доклад, в котором подвёл итоги зимне-весеннего наступления Красной армии у Тихвина и под Москвой, развеявшего миф о непобедимости фашистов. А когда он зачитал сводку о количестве освобождённых населённых пунктов, об огромных трофеях, взятых нашими войсками и, наконец, сообщил об освобождении Ростова-на-Дону, все встали, встретив эти слова бурными аплодисментами и криками «ура». Такими же криками и аплодисментами все встретили и конец речи, когда Марченко провозгласил здравицу Верховному главнокомандующему товарищу Сталину. Комиссар дивизии закончил свою речь словами: «Смерть немецким оккупантам!».