Необыкновенные москвичи
Шрифт:
— Сынок, долго мы стоять тут будем или как? — обратился к Николаю пожилой уже солдат. Помятая шинель топорщилась на нем, мешок на вытянувшихся лямках спускался ниже пояса.
— Не торопись, отец, еще належишься, — ответил Уланов рассеянно.
— Это так... — Красноватое, в морщинах лицо солдата сложилось в искательную улыбку. — Да вот привели нас сюда, сказали — дожидайтесь...
Со двора доносилась музыка и ритмичный, частый топот. Кто-то еще, вероятно, пустился в пляс, раздался общий смех, и этот шум вывел наконец Уланова из его состояния задумчивости.
— Да ты садись, отец, отдохни...
— Может, поведут сейчас? — неуверенно возразил солдат.
— Поведут — пойдешь... Дай помогу снять мешок...
Боец подставил свое плечо: уверенный тон этого юного, но бывалого, видимо, солдата убедил его.
Вечером батальон был выстроен на улице. Лукин прошел по фронту, осматривая каждого бойца, иногда останавливаясь и делая замечания. Сам комиссар выглядел выше и стройнее. Он был в новых сапогах и в новой портупее, потрескивавшей при каждом движении. Около Уланова комиссар задержался.
— Выспался, помылся? — спросил он.
— Так точно, товарищ старший политрук! — громко ответил Уланов, обрадованный встречей.
— Ну, ну... — улыбнувшись, Лукин отошел.
В одной шеренге с Николаем шагали Кулагин, Рябышев, Колечкин. Поглядывая по сторонам, юноша видел их профили: скуластый, недобрый — Кулагина; курносый, румяный даже в сумерках — Рябышева; тонкий, задумчивый — Колечкина. Впереди шел Двоеглазов — узкоплечий, возвышавшийся над соседями.
Совсем стемнело, когда бойцы вышли из деревни. Небо было закрыто облаками, и дорога слабо белела среди черных полей. Как и всегда в начале пути, эта дорога долгих маршей и трудных побед показалась Уланову бесконечной.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Писатель и его книги
Отвечая на вопросы анкеты, с которой редакция одного журнала обратилась к писателям в канун 20-летия нашей победы над гитлеровской Германией, Георгий Сергеевич Березко написал: «В сущности я сделался писателем на войне», «стал писать из внутренней потребности поведать» о «подвиге человека, не хотевшего войны, но встретившего опасность с мужеством, удивившим мир». Писатель называл это «чудом человеческого духовного преображения».
...К началу войны Березко было 36 лет, и в жизни им было уже немало видено, испытано, продумано.
На фронт он пошел в начале июля 1941 года, добровольно, в дивизию народного ополчения Киевского района Москвы. Дивизия действовала на Западном фронте, обороняла Тулу, принимала участие в знаменитом контрнаступлении наших войск зимой 1941/42 года и в последующих боях с гитлеровскими захватчиками. Служил сначала бойцом, потом литсотрудником дивизионной газеты.
Работа в «дивизионке» была невозможна без повседневного общения с солдатами и офицерами переднего края — и в бою, и в затишье между боями. Она сводила с лучшими людьми — отличившимися в сражениях стрелками, пулеметчиками, артиллеристами, минометчиками, саперами; она давала возможность видеть события на сравнительно широком участке фронта, а значит — лучше понимать и правильнее оценивать их.
Свою небольшую двухполосную «дивизионку» Березко и сейчас вспоминает с сердечной теплотой. Собирая материал для очередного номера, он накапливал его и для будущих книг. Не было дневника, даже кратких записей, все собиралось по-другому. Каким-то уголком сознания, на параллельном курсе с главным — записью рассказа солдата о боевом эпизоде — фиксировалось то «не главное»: разрывы мин у блиндажа, вздрагивание накатов над головой, шуршание песка меж бревнами, свет от затяжки самокрутки, едкий чесночный запах тола, проникающий в ход, занавешенный плащ-палаткой, — то «не главное», что не шло в газету, но откладывалось в памяти и в сердце на будущее.
В творчестве Березко война надолго стала главной темой, а в период с 1943 по 1954 год и темой единственной. Именно в это время им написаны повести «Красная ракета», «Знамя на холме» (первоначальное название «Командир дивизии»), «Ночь полководца» и роман «Мирный город».
Произведения эти связаны между собой многими действующими лицами (Богданов, Горбунов, Двоеглазов, Маша Рыжова) и последовательной хронологией событий — в них как бы движение наших войск с рубежа на рубеж, начиная от города Т., в военном облике и фронтовой судьбе которого угадывается Тула, — на запад.
К тому времени, когда появилось первое произведение писателя — «Красная ракета», уже были созданы «На Дону» и «Наука ненависти» М. Шолохова; «Письма к товарищу» и «Андрей Куликов, боец» В. Горбатова; «Русская повесть» П. Павленко; многие фронтовые рассказы и очерки Н. Тихонова, В. Катаева, К. Симонова. Начинал печатать свою поэму «Василий Теркин» А. Твардовский. По-своему прозвучал в хоре этих разных муз голос Г. Березко. В «Красной ракете» у него достаточно определенно проявилась своя художническая манера. Он ставит своего героя в обстоятельства исключительные, когда все совершается на пределе чувств, на грани почти невозможного, и самым пристальным образом исследует состояние его души, раскрывает ее движения в тончайших оттенках. Утверждение героизма как нормы фронтовой жизни, раскрытие душевной красоты советских людей и составляет идейный пафос творчества Березко.
Писатель показывает, как советский человек выдерживает тяжелейшие испытания, выходит победителем из величайших трудностей и как вследствие этого вырастает сам — идейно, нравственно. Он пишет о людях сильных и волевых. Персонажи отрицательные — ловчилы, приспособленцы, трусы, пытавшиеся любой ценой спасти свою шкуру, — его почти не интересуют.
Повесть «Красная ракета» — словно бы описание фронтового случая, одного из сотен тысяч боевых эпизодов, — так в ней все просто и жизненно достоверно. Протяженность действия — всего несколько часов, но за это короткое время мы успеваем хорошо узнать и полюбить героев.
На первом плане в повести — лейтенант Горбунов и санинструктор Маша Рыжова. Это обыкновенные советские люди, из тех, что в мирное время плавили металл, сеяли хлеб, учили в школе детей, словом — делали свое незаметное, но нужное дело. Строили, созидали, но вот страна призвала их, и они пошли исполнять свой солдатский долг. С такими героями чаще всего мы будем встречаться и в последующих произведениях автора, не только военных: к теме «обыкновенного», «маленького» человека, который в действительности оказывается и большим, и необыкновенным, писатель обратится не однажды.